– Вы говорите все время разное, – Глафира взялась за висок,
в котором невыносимо болело. – То вы хотели, чтобы он к вам вернулся, то вы
радовались, что он… умирает.
– Если бы он вернулся, я бы победила, неужели не понятно? –
спросила Марина. – Но он не вернулся, и, больше того, он имел глупость сказать
мне об этом! О том, что хочет развестись! Значит, мне нужно было победить
каким-то другим способом, и я нашла этот способ. Три таблетки в стакане с
виски, и все в порядке.
– Виски?! Вы разболтали этот препарат в виски?!
– В виски с колой, – подтвердила Марина с удовольствием. –
Нужен был какой-то резкий вкус, и нечто такое, что он выпил бы залпом. И я
налила ему эту гадость. И он выпил. Чтобы он не умирал у меня на глазах, я
сказала, что мне только что позвонили и я должна срочно уехать. И уехала.
– Понятно, – покивала Глафира.
– Потом еще Марк напугал меня с какими-то документами,
которые пропали! А у меня все документы целы. По документам я жена Разлогова.
– А Вера Васильевна?
– Она сама виновата! Потащилась к вам, стала беседовать, да
еще потом и мне об этом рассказала! Я не могла оставить ее в живых. Она слишком
много знала.
– О ребенке?
У Марины дрогнуло лицо.
– Об этом никто не должен знать. У меня безупречная
репутация, а для меня это самое главное!..
– Зачем вы сдали его в детский дом?
Она пожала плечами.
– Он был мне не нужен. Я только начинала делать карьеру.
Кроме того, он же ненормальный! Его сделал таким ваш драгоценный Разлогов, его
собственный отец!
– Разлогов никогда вас не бил, Марина, – сказала Глафира. –
Все было совсем не так. Вы встретили Красавина и поняли, что как раз он для вас
идеальная партия, а не какой-то там бедный Разлогов с его смутной работой и не
бог весть какими доходами. Вы поняли, что, если вам удастся женить режиссера на
себе, вы будете звездой номер один на все времена! Боже мой, идеальная пара,
новые Орлова и Александров! И вы добьетесь всего очень быстро, гораздо быстрее,
чем если бы вы просто стали его любовницей. Нет, его любовницей вы, конечно,
стали, но в женах вам было бы лучше! Вы тогда уже были беременны от Разлогова, но
вашему гениальному и знаменитому любовнику сказали, что беременны от него. Так
все было? Или по крайней мере, похоже, да? А он вместо того, чтобы кинуться
разводиться с предыдущей женой, стал требовать, чтобы вы сделали аборт. Если
роман с начинающей актрисой был ему вполне приятен, то становиться мужем этой
актрисы и отцом он решительно не желал! Он настаивал на аборте, вы отказывались
и уверяли его, что будете ему прекрасной женой. Он не соглашался и даже
поколотил вас пару раз, он же темпераментная натура! Именно его машину с
шофером видела Вера возле вашей дачи!
– Этого никто не мог знать, – пробормотала Марина, – откуда
ты узнала?!
– У Разлогова тогда не было и не могло быть никакой машины,
Марина. А тем более шофера! – Глафира передохнула немного. – Пока вы
уговаривали Красавина на вас жениться, время было упущено, и аборт делать стало
поздно. Разлогов ушел от вас, когда узнал про любовника. Когда малыш родился,
вы сказали Разлогову, что он неполноценный и вы должны поместить его в
интернат. Он никогда его не видел! Это малодушие, конечно, но он все же просто
мужчина. Он ушел от вас и постоянно давал вам деньги на содержание малыша в
специальном заведении. А вы просто написали отказную, и дело с концом. Младенца
забрали в дом ребенка, ну уж конечно, не с вашей фамилией и не с фамилией
Разлогова! Не дай бог, он стал бы его искать, и тогда хлопот не оберешься! Ваш
Красавин вам помог, он человек влиятельный. Малыша увезли в Углич, а вы на
деньги Разлогова спокойненько построили себе убежище под Смоленском, тихое
гнездышко великой актрисы и звезды, и уезжали туда, когда вам хотелось от всех
отдохнуть, да?
– Откуда?.. Откуда?..
– Мы подняли архивы, – железным голосом сказала Глафира. –
Это не так трудно. В конце концов, о том, что у вас был ребенок, знали многие.
Например, Ольга Красильченко, отличная журналистка и просто хороший человек. А
дальше все просто. Она разыскала бумаги из роддома, в котором вы лежали, и
выяснилось, что был такой мальчик по фамилии Савушкин. А это фамилия Веры
Васильевны.
– Это ничего не меняет, – хрипло выговорила Марина. – Все
равно. Мне все равно. Он умер моим мужем. И я свободна и богата.
– Он не умер, – поправила Глафира. – Вы просчитались. И уже
никогда вы не будете свободной.
Она ринулась вон из квартиры, задыхаясь и трясясь,
спотыкаясь, пробежала по лестнице, выскочила из подъезда и нос к носу
столкнулась с Прохоровым.
Господи, за что мне это? Я больше не хочу. Я больше не могу.
Я больше не выдержу.
– Глаша, мне нужно с тобой поговорить.
– Как ты меня нашел?
– Я… ехал за тобой. Ну какая разница, Глаша?!
Глафира нашарила в кармане брелок и открыла машину.
– Как поживает кошка Дженнифер?
– Что?
Глафира полезла в джип.
– Андрей, я не хочу с тобой разговаривать. Никогда. Ни о
чем. У меня правда нет больше сил.
– Ты должна со мной поговорить, Глафира.
Она запустила двигатель. В горле саднило, и в глазах все
странно плыло.
– Я тебе ничего не должна, Андрей. Я Дэну Столетову должна
десять рублей, он мне на улице подал. – Прохоров вытаращил глаза. – Но мы с ним
сами разберемся. Пока. Дженнифер привет передавай.
– Глафира!
– Если ты хочешь говорить про журнал, то это не ко мне, а к
Разлогову. Вот он прилетит, поговори с ним. Может, он тебе его продаст?
– Как… прилетит? Откуда он прилетит, Глафира?!
Она махнула перчаткой куда-то в небо:
– Оттуда.
Через шесть месяцев
– Да ладно!
– Да точно тебе говорю! У Варьки на этот счет целая теория
есть.
– Марк, ты в институте учился? Это называется, для
необразованных, вероятностный процесс. Случайный.
– Это называется естественный отбор, Разлогов! Побеждает
сильнейший.
– И что это значит?
– Это значит, что будет мальчик. Глафира после твоего феерического
возвращения так раскисла, что…
– Ничего не понял, – признался Разлогов, выкручивая руль. –
Ни слова. Какая теория-то?!
