Лобо бросился навстречу, радостно поскуливая, подставив лобастую голову под руку. Я почесал его за ухом и пошел к крыльцу. Ключ скользнул в замочную скважину, дужка громко щелкнула, высвобождаясь из рабства. Я снял замок и открыл дверь. Волна свежего воздуха из открытого окна ударила мне в лицо.
Она стояла посреди комнаты: напуганная, взъерошенная, с опасно сверкающими темными, восточными глазами. Люк в погреб был раскрыт, и в нем копошилось что-то живое, издающее непонятные звуки. Две грязные ладони вынырнули из темноты и схватились за края лаза, следом показалась вихрастая макушка. Вспышка ярости ослепила меня. Они нашли мой дом! С глухим рыком я рванулся вперед, не обратив внимания, что красавица-брюнетка подняла руку.
Бенц! Что-то грохнуло впереди. Оконное стекло веранды брызнуло осколками, разлетевшись с противным звоном. Бенц! Тяжелый шмель ударил мне в грудь, отшвыривая обратно к дверям. Я неуклюже рухнул у порога. Странный кургузый пистолет в руке брюнетки испускал удушливое пороховое облако. Скривившись от боли, сплюнув кровь с разбитой губы, я вывалился из дома, скатившись по крыльцу. Бенц! Что-то врезалось в столбик ворот с такой силой, что он возмущенно загудел. Лобо рычал и яростно дергал цепь, пытаясь добраться до темного силуэта в дверях, палившего в меня из травматического пистолета.
Я бросился бежать, не разбирая дороги. Пронесся мимо оранжевой "Инфинити", пламенеющей как пожарная машина, с запозданием сообразив, что четверть часа назад прошел мимо нее, не сообразив, кому она может принадлежать. Ветки кустарника царапали щеки. Шок, вызванный попаданием заряда, медленно проходил, отчего боль становилась просто невыносимой, не давай двигаться и дышать. Я оступился и упал лицом вниз в узкую канаву, заполненную мусором и грязной водой. Захлебываясь в вязкой жиже, я бился раненой птицей, в панике набрав полные легкие мутной воды, кашляя и отплевываясь. Натужно хрипя, я полез наверх, ломая ногти о скользкие края, обдирая ладони о колючую траву.
Холодные скользкие пальцы вцепились мне в лодыжку и потянули назад. Я заорал и съехал вниз, плюхнувшись в воду. Взбаламученная моим барахтаньем вода не давала возможности увидеть, что скрывается там, под тонкой пленкой мазутной радуги. Но пальцы все еще удерживали меня за ногу, словно собираясь похоронить в этом ужасном месте. Паника ударила в темя. Я вновь рванулся вверх, скользя по крутым склонам канавы.
Безжалостная рука вновь потянула меня вниз. Я успел ухватиться за торчавший куст и в ужасе обернулся, чтобы мельком увидеть бледные, скрюченные пальцы, вцепившиеся мне в ботинок. А ниже, со дна медленно, поднималось синюшное лицо Игоря, с запавшими глазницами, черными губами и темным ореолом колыхающихся в воде волос. Я заорал и начал дергать ногой, стараясь вырваться из смертельного захвата мертвого брата.
Кисть мертвеца с треском обломилась, и я, освобожденный, взвился вверх, воя и скуля, стараясь отползти от опасной ямы как можно дальше. Пальцы держались на ботинке мертвой хваткой. Упав навзничь, я еще долго кашлял, отплевываясь, и боясь пошевелиться. Если ты дернешь рукой или ногой — чудовище схватит тебя и утащит к себе, в вязкую жижу небытия. Это всем известно… И пока мое тело сотрясали судороги, я старался вжаться в спасительную землю, стараясь остаться незамеченным. Главное — не шевелиться… Не дышать… Молчать…
Перепуганные птицы снова устроили привычный гвалт. Я осторожно пошевелил ногой. Оторванная рука мертвеца с шелестом заскользила по траве, не отпуская меня. Я поднял голову и повернулся.
Щиколотку обвивала скрученная невероятным узлом проволока. Она запуталась в шнурках и залезла под штанину, впиваясь в кожу. Наверное, с полминуты я пялился на алюминиевый узел, забыв вдохнуть, и только с шумом выпустив воздух, почувствовал, что легкие готовы были взорваться. Медленно, соскальзывающими от напряжения пальцами, я размотал проволоку. Вода и жидкая грязь стекали с меня потоками. Убеждая себя не быть идиотом, я пополз на четвереньках к краю канавы, заранее приготовившись, что взлетевший со дна труп, разбрызгивая воду и кровь, вцепится мне в горло.
Мутная вода сонно колыхалась. Блики играли на толще в такт, весело переливаясь и пуская солнечных зайчиков вверх. Посредине плавала гнилая тыква с выеденным или выломанным боком, отвратительная, наполовину сгнившая, покрытая плесенью. Капли с моих волос падали вниз, почти беззвучно, почти незаметно, умирая среди бесчисленных двойников. Влажный пласт под руками пополз вниз, и я едва снова не рухнул обратно в воду. Отпрыгнув в сторону, я повалился на спину и захохотал, подвывая и повизгивая в накатившей истерике. Наверху стрекотали сороки.
Вид у меня был самый затрапезный. Я не отважился вызвать такси или поехать общественным транспортом. Деньги в кармане слиплись в грязный влажный ком. Сигареты промокли. Телефон не работал, дисплей пересекала тонкая трещина.
Я побоялся ехать в квартиру Игоря, тем более, что после сегодняшней встречи меня там наверняка ждали. Опасные глаза роковой брюнетки сулили беду. Поэтому я решил вернуться в съемную квартиру, выждав время, когда на улице сгустится сумрак.
Когда я вернулся, на дворе стояла ночь. Мертвая муха валялась на полу, рядом с изогнутым волной журналом. Сбросив с себя грязную одежду, я встал под душ, смывая горячей, почти обжигающей водой назойливый ужас, въевшийся в подкорку. Там, под мощной струей, я смог убедить себя в том, что мне все лишь померещилось. Не было никаких призраков, вцепившихся в мою ногу, Игорь спокойно сидит дома и смотрит телевизор. Но что-то темное, крутящееся в голове, настойчиво теребило подсознание и бубнило ядовитым фальцетом, что мои дни уже сочтены, а такая замечательная игра проиграна, потому что план полетел в тартарары, а на сцену вышел Джокер, карта, бьющая даже козырных тузов.
Часы на втором мобильном, куда я вставил свою сим-карту, показывали три часа ночи. Обычно в это время я звонил ей, роковой красотке. Но сегодня, морщась и трогая пальцем синяк на груди, я позвонил Лане, потому что в стройный план вмешался кто-то иной, готовый поломать нам всю игру.
— Это я, — прохрипел я в трубку в ответ на ее сонное "алло?" — Что-то происходит. Я ничего не понимаю…
Кирилл
Я перестал носиться по кабинету, сделал глубокий вдох, потом схватил чайник и, наполнив стакан, напился мерзкой, теплой кипяченой воды. В животе противно булькнуло, напоминая, что сегодня я еще не обедал. От осознания столь печального факта, я разозлился еще больше и обратил свой взор на сладкую парочку, смотревшую на меня с показным раскаянием.
— Какого хрена вы туда полезли? — рыкнул я. — Ну ладно, этот балбес, у него вечно в голове ветер играет. Но ты-то… Мало того, что Муроенко тебе звонил?
Юля сконфуженно опустила ресницы и начала меланхолично ковырять пальцем столешницу. Никита смотрел в пол, делая вид, что страшно расстроен. Притворялись оба довольно бездарно, что просто выводило из себя. Семенов, примостившийся в уголке, смотрел на эту сцену с тихим ужасом.
Молчание затягивалось. Отвечать на мои реплики никто не хотел. Пока бригада осматривала дом Муроенко, Шмелева и Быстрову под конвоем доставили в отдел, дожидаться меня, промариновав в кабинете четыре часа. Я же, вернувшись из Заречного, обрушил на их головы все громы и молнии.
