Пока Люси держала ее в руке, Алекс прочел вслух написанное на клочке пергамента:
— Это какая-то цитата, я ее не узнаю: «Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним… тогда вы войдете в царствие».
Они поглядели друг другу в глаза, наслаждаясь истинным пониманием: остальное следовало отложить до более подходящего, приличествующего случаю дня. Алекс стиснул Люси в объятиях, и долгое время оба молчали. Она знала, что его помыслы в этот момент направлены к матери, к Уиллу, к ней самой, и ощущала их особенную хрупкость, возбраняющую любые слова. Все это она постигала по небывалой сродственности их мыслей, чувств и переживаний. Наконец он задал ей простой вопрос:
— День летнего солнцестояния подойдет?
Люси одобрила взглядом, а потом добавила:
— И Дианин райский сад.
34
Она проспала! Сквозь вязкую дремоту ей было слышно, как дверь сначала отворилась, потом так же тихо закрылась, кто-то распахнул ставни — все это словно еще во сне. В панике она села на постели с поспешностью, вызвавшей у нее легкое головокружение, но тут же улыбнулась знакомой вазе у малознакомой кровати. Перьевой авторучкой Алекса — правдивым вестником его эмоций — была написана на листке фраза из восьми слов: «Роза мира, сорванная для любимой в летнее солнцестояние».
Опершись о подоконник комнаты Уилла и любуясь видом из окна, Люси услышала короткий стук в дверь, предваривший появление Макса. Она протянула ему руку, и оба некоторое время молча обозревали кипевшую внизу деятельность. Посыльный с двумя помощницами перетаскивали через заднюю дверь в кухню коробки со снедью и оборудование для пикника. Солнечные лучи то и дело вспыхивали в светлых волосах Макса, одетого по случаю торжества в праздничный костюмчик. Люси сердечно обняла мальчика: он был вылитый отец.
— Папа попросил меня помочь тебе перенести вещи в соседнюю, ну, в его комнату, как только соберешься. Скоро уже приедет Шан, а в Шартр мы поедем в одиннадцать. Ой, и еще внизу тебя дожидается какая-то коробка!
— Спасибо, Макс! — Люси вручила ему небольшую дорожную сумку и перекинула через руку наглаженную одежду. — Возьмешь вот это? Платье и туфли я оставлю в комнате дяди Уилла: плохая примета, если твой папа увидит их раньше времени, поэтому я принаряжусь здесь. Шан ведь не откажется мне помочь?
— А то, что я увидел, — ничего?
Он посмотрел на нее с тем обаятельным выражением, которое бывает только у детей, еще не переступивших порог отрочества. Люси улыбнулась и приложила палец к его губам, как бы налагая печать, воспрещающую разглашать даже самую мелочь. Воодушевленный посвящением в тайну, Макс с преувеличенным благоговением покосился на край висевшего в шкафу серебристого шелкового платья и состроил магический круг из большого и указательного пальцев. После этого Люси легким тычком отправила его восвояси.
По французскому времени шел одиннадцатый час. Через открытые в сад двери до Люси доносились голоса Саймона и других прибывших гостей. Судя по разговору, их завтрак подходил к концу. Когда же она наконец спустилась в кухню, то очень обрадовалась и успокоилась, обнаружив там одного Генри.
— Спешить некуда, Люси: у нас в запасе почти час. Вот это доставили для тебя, только недавно принесли.
Он указал ей на цветочную посылку. Люси отклеила и прочла послание. Оно оказалось от отца — свое отсутствие он пытался компенсировать общими пожеланиями удачи и счастья. Люси подала записку Генри и обняла его за шею.
— Мне жаль его, — признался отец Алекса. — Он понятия не имеет, каково бы мне было теперь жить без тебя.
* * *
В западном крыле Шартрского собора в полумраке южного трансепта стоял мальчуган. Он нарочно расположился прямо под «окном святого Аполлинария», так чтобы рядом оказалась прямоугольная напольная плитка, своей белизной выделявшаяся среди серых соседок. В центре ее горела на солнце шляпка позолоченного гвоздя. Приближался полдень накануне солнцестояния — самого длинного дня в году.
Отец мальчика обратился к обступившим его слушателям:
— Друзья мои, мы хотели бы представить вашему вниманию сценку из семнадцатого века, в своем роде настоящее чудо. Как им такое удавалось? Мой сын сейчас разыграет перед вами «Non angli, sed angeli».
Горстка туристов с изумлением взирала на Макса, взошедшего на кафедру.
— Всего через несколько минут солнечный луч проникнет сквозь малюсенькую дырочку вон в том окне, — он показал пальцем, где именно, — и упадет на пол вот тут. Так бывает каждое летнее солнцестояние.
Кивнув на белую плитку, Макс продолжил:
— Мы установили здесь вогнутое зеркало — оно направит свет на штатив с кристаллом.
Он присел на корточки, демонстрируя названные объекты со всем пылом начинающей телезвезды. Люси с Грейс, улыбаясь, переглянулись: Максу начинало нравиться его задание. Тем временем тот с воодушевлением пояснял:
— Кристалл доктора Ди расщепит солнечный луч, одна часть которого отразится от этого зеркала и подсветит белую карточку — вы видите ее здесь. Вторую часть луча отразит другое зеркало, вон там, и направит его на эту гравюру, которую мог собственноручно изготовить несколько сотен лет назад знаменитый художник Дюрер. Она называется просто — «Три». Если нам повезет, — хихикнул Макс, — и если мы не ошиблись в вычислениях, то перед карточкой должно появиться изображение ангела. Оно повиснет прямо в воздухе.
Его объяснения так ошеломили Люси, что она не выдержала и рассмеялась: научные познания Макса едва ли не превосходили ее собственные. Она тут же задумалась, не лишен ли мальчик обычных детских радостей из-за вечной занятости отца, и пообещала себе, что при любой возможности будет заниматься с ним стряпней и гонять на велосипедах.
— Оборудование, взятое нами для опыта, было лишь недавно обнаружено среди собрания реликвий шестнадцатого и семнадцатого веков. Современный лазерный луч, конечно же, лучше солнечного — он дает возможность создать фотоголографию. Но нам сейчас важно проверить, какой будет результат при использовании солнечного света. Смотрите же! Может, осталось всего несколько секундочек!
Солнечный зайчик медленно пробирался по полу в густых сумерках церковного придела, пока не отскочил от вогнутого зеркала, и взглядам зачарованных зрителей на мгновение — буквально на несколько секунд — предстало полупрозрачное видение. Ангел был тот же самый, что появился двумя месяцами ранее, в ночь накануне Дня святого Георгия, на постоялом дворе «Белого оленя», в бывшем пиршественном зале. В отличие от предыдущей инкарнации, ему недоставало четкости, поскольку тогда Алекс использовал лазерный луч, освещавший призмы в полной темноте. Тем не менее эффект получился необычайный. «Ангелоподобная Люси» возникла и снова исчезла в южном трансепте Шартрского собора, а солнце, пройдя меридиан, продолжило свой путь — сотни лет один и тот же. Каждый год оно миновало эту точку, пусть и без ангела.
