Алекс взял ее за руку и повел в гостиную, к книжным полкам.
— Поможешь найти здесь Библию?
Люси первая натолкнулась на томик в потертой обложке. Внутри крестные родители Алекса подписали по случаю его крестин: «Вербное воскресенье, 1970».
— Да-да, отлично. Это Библия короля Якова.
Они уселись на диван, и Алекс посвятил Люси в подробности своих изысканий.
— Как и ты, вначале я вывел фразу: «Я — Уилл». Я решил, что все написанное касается некоего Уилла. Затем я стал искать человека, у которого альфа и омега приходятся на один и тот же день, и сразу подумал о Шекспире — и эпоха совпадает, и имя. Я проверил и увидел, что не ошибся: родился он предположительно двадцать третьего апреля и умер в тот же день — все очень удачно совпало. Потом я вспомнил: «Число укажет песню, что найдется в книге старого монарха». Песнь Песней Соломона ничего мне не дала, и я обратился к псалмам; перечитал известный всем двадцать третий псалом, произвел вычисления со словами — опять ничего. Зато посмотри, что получится, если удвоить число «двадцать три», то есть «составить единое из половинок» — из даты рождения и даты смерти.
— Сорок шесть?
Люси принялась лихорадочно перелистывать Библию в поисках сорок шестого псалма, как вдруг из нужного места в книге выпали веточки вербы, составленные в виде креста. Оба переглянулись.
— Такие делают на вербное воскресенье… Неужели они здесь хранятся с самых твоих крестин?
— Невероятно, — покачал головой Алекс, — именно на этой странице… Отсчитай столько же шагов с начала и скажи, что получится.
Люси дошла до сорок шестого слова и с недоверчивой улыбкой поглядела на Алекса:
— «Поколеблется»? Неужели ты думаешь, если я отсчитаю столько же от конца…
— «Лишь исключив напутствие» — ты не забыла? Пропусти «аминь».
Люси прилежно водила дрожащим пальцем по строчкам, пока он не застыл над полученным словом — «копье».
— Алекс, ты же гений! Но разве это возможно?
— А разве нет? Мы оба видим, что эти два слова вместе дают «Шекспир»,
[83]
которому, кстати, исполнилось сорок шесть лет, когда была напечатана Библия короля Якова.
— Как все-таки это странно, страннее некуда! Интересно, его имя там намеренно зашифровали?
— Я чувствую, что Шекспир каким-то образом подразумевается в этих письменах, но совершенно не представляю, каким именно. Хотя это нам никак не может пригодиться в вопросе о «других бумагах», так ведь?
Взгляд Люси на мгновение застыл.
— Уилл тоже до всего этого додумался?
— Кому же знать, как не тебе? — беззлобно поддразнил ее Алекс. — Мне бы очень хотелось выяснить, чем он занимался после посещения собора и прохождения лабиринта. По сообщениям, которые он посылал мне, можно судить, что ему было что рассказать, а когда я просматривал его вещи, то нашел там открытку из Шартра — мама когда-то оставила ему записочку об оленине в морозилке — и счет из пивбара, где Уилл закусывал. За это время он успел подстричься и набросать силуэт оленя на клочке альбомного листа. И еще: как оказалось, около трех часов дня Уилл заказал букет для Шан. Но паром отходил гораздо, гораздо позже, так чем же была занята его голова все оставшееся время?
Люси озадаченно поглядела на него:
— Хотелось бы мне подсказать тебе, Алекс, но ведь я не Уилл. Я ношу в себе лишь один его орган, сильно резонирующий. Но если прислушаться к моему чутью, то оно не может пройти мимо некоторых примечательных моментов. Цветы, которые он заказывал для Шан, — ты вроде говорил, это были розы?
— Да, белые. На день рождения, до которого оставалось больше месяца.
Люси кивнула:
— В лабиринте меня преследовал аромат роз. Может быть, подаренные тобой духи пахли сильнее в нагретом воздухе, а может, сам лабиринт тому причиной, кто знает? А та роза наверху — могла она там простоять полгода? Завяла и так удачно сохранилась? Была ли она здесь тогда, когда Уилл заезжал сюда?
Алекс пожал плечами:
— Ты хочешь сказать, он сам ее срезал?
— Это было в осеннее равноденствие. То есть роза, сорванная в равноденствие… Теперь оленина — и олень. Любопытно, тебе не кажется? Может быть, олень — это символ Дианы, богини луны? — Люси не стала ждать ответа. — И на корсаже той дамы тоже вышит олень — помнишь, на вашей миниатюре? Мне думается, Уилл вполне мог сюда снова заехать, когда возвращался. Здесь по пути на паром?
— Хм… И что из того?
— Может, ваша мама дала ему подсказку? — Люси серьезно и многозначительно взглянула на него, словно ее вдруг озарила неожиданная догадка. — Какое в точности было ее словесное напутствие Уиллу — то, что она передала ему вместе с ключом?
— Что-то вроде: «Для Уилла, когда он станет не тем, кем сейчас». — Алекс пытался уловить ход ее мыслей. — Кажется, теперь это ты, Люси, — конечно, с поэтической, а не с научной точки зрения. Возможно, ключ и вправду предназначался тебе.
— Они забрали у меня золотой дубликат, который ты заказал мне на день рождения…
— Ничего страшного. Когда приедем домой, заберешь себе серебряный подлинник — он твой по праву.
— Мы с тобой — часть этого ребуса, Алекс, и нам вместе предстоит его решить. Помнишь, однажды Александр уже разрубал гордиев узел?
Алекс смущенно засмеялся:
— Знаешь, как ни странно, но именно узел — наш фамильный знак отличия, то есть всех Стаффордов. Думаю даже, что мои родители именно из скрытого чувства юмора назвали меня Александром. Узел уже с пятнадцатого века, если не раньше, был частью геральдики Стаффордов. Но ведь это со стороны отца, а не матери…
— Тем не менее Стаффорды тоже как-то причастны к этой тайне. Один из них во времена правления Елизаветы побывал послом во Франции и водил знакомство с алхимиком Джордано Бруно, которого позже сожгли на костре. Заметь, казнь происходила на Кампо де Фиори, то есть на площади Цветов. Именно она упоминается на странице манускрипта, завещанной Уиллу, и, я думаю, твой брат заинтересовался таким совпадением. Сама я читала об этом, когда изучала биографию Ди, и Саймон говорил о том же. Меня тоже поразило, что в этой истории фигурирует человек по фамилии Стаффорд. Мне надо еще раз проверить по моим записям — вполне возможно, это ваш предок…
Неожиданно на Люси снизошло озарение, и она потрясенно произнесла:
— Узел… Сад…
[84]
Розы… Лунный диск… Царство Дианы… Пошли посмотрим!
* * *
Люси провела пальцем по спирали, выложенной Дианой в фонтане. Сверкающую дорожку из зеркальных кусочков обрамляли синие и красные обломки от разбитых фарфоровых тарелок. Мозаичный узор был подобран с такой тщательностью, что Люси догадалась: посуду разбили нарочно для этой цели. Неглубокий фонтан был окаймлен ракушками, и Люси, любуясь серебристыми осколками, в которых были видны небо и окрестности, почему-то подумала о леди Шалот,
[85]
которая должна была вышивать, глядя в зеркало. Добравшись до Венеры в самой середине, она вдруг вспомнила, как пальцы Алекса нежно обхватили ее грудь и само сердце. Ласка тогда показалась ей чувственной, гипнотической — сродни магии.
