Но это было бы нечестно по отношению ко всем замечательным людям, проявляющим заботу о ней! Люси была пациенткой одной из лучших в мире кардиоторакальных лечебниц — форпоста новейших технологий в этой области. Попав сюда, она ожидала, что станет свидетельницей открытых проявлений конфронтации самолюбий среди персонала и вежливо-откровенного отсутствия обязательств по отношению к тяжелобольным.
Но все оказалось как раз наоборот. Людей, подобных мистеру Аззизу, ей еще не доводилось встречать; как бы он ни был занят на операциях и во время приема, он всегда урывал минутку для дружеской беседы с ней, задавая Люси массу личных вопросов и проявляя неподдельный интерес к ее жизни. Сестра Кук внешне казалась очень деловитой, но при более близком знакомстве обнаруживала удивительную сердечность, а доктор Стаффорд не пропускал ни одного вечера, чтобы перед уходом домой не забежать к ней и с едва уловимой юмористической ноткой не рассказать о событиях, случившихся в больнице за день. Взамен ее настоящей семьи — немногочисленную сиднейскую родню можно было не брать в расчет — эти люди словно дали себе слово вызывать у Люси улыбку при каждом удобном случае. Они так страстно добивались ее выздоровления, словно ни минуты не сомневались в ее возможностях. Колебания здесь были неуместны; доктора превозносили храбрость Люси, поэтому она никоим образом не должна была их разочаровать.
У входа стояла «скорая» с распахнутыми задними дверцами — обычная картина, но Люси почему-то пробрала дрожь, несмотря на яркое солнце.
— Перевод в Хэрфилдскую больницу, голубушка моя. Могу поспорить, что тебя-то мы и ждем.
Шофер добродушно улыбнулся ей, словно натягивал поводья самого Пегаса, готового на крыльях домчать ее аж до луны. Люси хотелось разделить его оптимизм, но она вдруг ощутила себя ужасно маленькой и одинокой, а предстоящее путешествие вовсе не казалось ей таким романтичным. Стиснув зубы, она подошла к дверям главного входа, и они трагически сомкнулись за ней.
* * *
Несмотря на то что до желанных выходных оставалось еще несколько часов, в пабе на Фин-стрит уже толпились проголодавшиеся посетители, поэтому Саймон вышел в садик разведать, есть ли там свободные места. Дождь разогнал большинство клиентов, и Саймон провел рукой по скамье, чтобы определить, сильно ли она намокла, но потом заметил с виду почти сухой столик, приютившийся под густой древесной кроной.
Потягивая пиво, он принялся наспех заполнять открытку с изображением британского флага: «С возвращением! Ты, наверное, заметил: это похоже на отрывок из "Сна в летнюю ночь". Но что все это значит? Неужели где-то есть сад с калиткой на замке и к ней подходит твой ключ?» Он не успел закончить послание, поскольку в дверях показалась высокая стройная женщина в белом пальто-тренче и модных джинсах в обтяжку. Саймон тут же спрятал открытку в карман.
— Ты настоящий спартанец, Саймон.
Шан свернула пальто и подложила его на сиденье, чтобы не садиться на мокрое.
— Привет, Рыжик.
Чтобы не разрушать прежних дружеских отношений, он почти неосознанно назвал ее давним прозвищем, не имевшим, впрочем, ничего общего с заигрыванием. Саймон не скрывал, что чувствует себя не вполне уютно, приняв приглашение вместе пообедать от очень сексуальной «бывшей» своего друга. Он сразу уловил запах ее духов, словно попал в комнату, наполненную экзотическими лилиями и жасмином, ощутил источаемую Шан чувственность, и ему стало немного стыдно.
— Ты сегодня выглядишь чрезвычайно опасной для окружающих. Что нового в жизни?
— Работала, как маньячка, — у меня уйма работы. Когда долго сидишь без дела, потом бывает полезно немного побегать, как полоумной. Пришлось покрутиться, зато теперь мой банковский счет снова округлился. Все, с кем я раньше имела дело, вызванивали меня все это время — вот что здорово! Прошлую неделю провела на Сейшелах: нужен был стилист для рекламных съемок. Там я и выпала из жизни окончательно.
Саймону — журналисту, пишущему едкие злободневные передовицы, — тоже немало приходилось разъезжать по работе, но его почему-то ни разу не отправляли в экзотические уголки типа Сейшел.
— Представляю, как ты там исстрадалась, — прокомментировал он с преувеличенным сочувствием.
Шан рассмеялась, и Саймон обрадовался, что она снова прежняя — дерзкая, самоуверенная, не та нюня, которая, как он опасался, вытащила его на встречу, чтобы поплакаться на судьбу. Он прекрасно знал, что его друг возвращается завтра, и теперь мысленно прикидывал, какое из целого списка потенциально возможных одолжений он вынужден будет ей оказать. Но Шан держалась на высоте.
— Странно, правда? Пока я была с Уиллом, я не старалась никуда пробиться… жила как на автопилоте. Мне всегда казалось, будто моя работа его немного раздражает, поэтому и карьера моя дала крен. Но ведь я хороший стилист… Я не боюсь напрягаться, а если еще и работа интересная, то время проходит незаметно. Никаких жертв с моей стороны. — Она хихикнула и пальцем подкорректировала безупречно нанесенный на губы блеск. — Даже если приходится часами гримировать у модели декольте, — этим я и занималась в раю на прошлой неделе. Зато неплохо подзаработала. Что греха таить, деньги мне очень нужны: я ведь теперь сама по себе!
— Хм… Что-то ты темнишь. Других хороших новостей нет, кроме работы?
Саймон наконец отважился разузнать истинное положение вещей. Уилл, конечно, ему друг, и предавать его он не собирался, но не мог запретить себе симпатизировать Шан и замечать ее несомненные достоинства. Ему очень хотелось удостовериться, что Шан справилась с сердечной раной после мучительного расставания. С Уиллом крутить романы нелегко; Саймон не сомневался, что его друг пожелал бы бывшей пассии не тушеваться и вновь обрести счастье.
Шан сосредоточила внимание на бокале с шабли, которому и сообщила:
— У меня вроде появился… друг.
Она не знала, как отнесется к новости Саймон, но ее тянуло об этом поговорить, хотелось получить негласное одобрение приятеля Уилла. Он кивнул, показывая, что слушает. Шан подперла подбородок ладонями; язык ее тела стал зазывно-жеманным. Глядя в сторону, она продолжила:
— Пока не знаю, куда все это заведет, но он такой нестандартный, такой душка… Конечно, не водка с тоником, как я привыкла, но интригует. Я пока не до конца его раскусила. Он только что из Америки — кажется, с Восточного побережья, а учится где-то на Среднем Западе, в Канзасе. Заодно и диссертацию пишет — не помню о чем. В общем, очень умный. Такой весь из себя шикарный. Блондин, и не в меру скрытный. С Уиллом не сравнить, хоть они и родня.
Не давая ему опомниться, она наспех, притворно-серьезным тоном обрисовала неожиданно емкий образ. К своему удивлению, Саймон оскорбился. Да, у Уилла были запросы, порой даже завышенные, но совершенно в его ключе. Уилл уникален, его ни с кем не сравнить. Саймон ничуть не сомневался, что Шан это известно не хуже, — и вот она беззастенчиво раскрывает перед ним подноготную нового любовника. Подловато, подумалось ему, но, следуя давней привычке делать хорошее лицо при плохой игре, если требует ситуация, Саймон сказал совсем не то, что думал:
