– Все красоту наводишь?
Сверху Ольге улыбалась молодая блондинка, мама Машкиной
одногруппницы. Девочку ее зовут Надя, Ольга помнила. А маму? Кажется, Наташа…
Или Аня?
– Муж подарил, – Ольга быстро спрятала коробочку в сумку.
– Диор, – протянула Наташа-Аня. – Я на площади в косметике
видела. – Наташа-Аня вздохнула: – Хорошо, когда муж богатый да заботливый.
Повезло тебе.
– А я вообще везучая, – кивнула Ольга. Сказала это легко,
привычно, соглашаясь – да, везучая. Но где-то глубоко внутри противный тонкий
голосочек спросил: «Правда? Сама-то ты в это веришь?»
Ольга встряхнула головой, чтобы голосочек отогнать. Ей
захотелось сунуть эту треклятую помаду Наташе-Ане в руки и никогда, никогда
больше о ней не вспоминать. Наташа-Аня обрадовалась бы, наверное. Конечно,
никому Ольга помаду не отдала. Это же подарок, Стас же полгорода обегал, пока
выбирал, он обидится, если Ольга так с его подарком поступит.
Потом они с Машкой переодевались и шли домой через парк, и
Машка без умолку трещала, как Колька спутал слова в песне, а Ольга бурно
выражала восторг по поводу праздника золотой осени. И противный голосочек
умолк. По крайней мере, на время.
* * *
Будний день, а на рынке все равно людно. Снуют туда-сюда
покупатели, торговки тащат тележки с яркими тыквами, толстенькими кабачками,
огненными помидорами… Азербайджанец Гарик нахваливает во весь голос свой товар
– виноград, дыни, персики. По-осеннему богатый рынок играет всеми красками, все
здесь ярко, солнечно, радостно.
Ольга на рынок всегда как на праздник ходила. Стас только
плечами пожимал – хорош праздник, репу да картошку выбирать. А ей нравилось. И
репу выбирать – желтую, крутобокую, и картошку – с прозрачной красной кожурой,
и глянцевито блестящие яблоки, и розовато-золотистый лук…
Ольга направилась к лотку с дынями – яркими, душистыми, от
одного взгляда на эти дыни настроение поднималось. На ощупь дыни были шершавые
и чуть-чуть теплые, будто их только-только сняли с бахчи. Она принялась
выбирать дыню, приподнимая и похлопывая каждую по спинке, когда кто-то
аккуратно, но крепко взял ее за локоть. Ольга ойкнула и выронила дыню обратно
на прилавок.
– Оленька, бога ради, простите старика. Я вас напугал.
Ольга улыбнулась. И чего она перепугалась? Это всего лишь
Григорий Матвеевич, ее старенький учитель рисования.
Григорий Матвеевич пришел к ним в школу вести уроки
рисования, когда Ольга была в пятом классе. Прежняя учительница вышла замуж и
уехала к мужу на родину. Куда-то то ли в Кировоградскую область, то ли в
Краснодарский край. На следующем уроке вместо нее в класс вошел пожилой мужчина
со встрепанной седой шевелюрой. Он был похож на взъерошенного задиристого
воробья.
– Меня зовут Григорий Матвеевич, – сообщил он. – Я ваш новый
учитель рисования.
Григорий Матвеевич в то время работал художником в местном
Доме культуры и рисование в школе вел по совместительству. Он говорил с
пятиклассниками как со взрослыми, на уроках рассказывал про то, чем импрессионизм
отличается от авангардизма, читал вслух переписку Гогена с Ван Гогом, объяснял
про композицию и перспективу. В классе зевали, а Ольга слушала, как
завороженная. Рисование стало ее любимым предметом. Она мечтала получить в
подарок на день рождения новые краски, после школы бежала в книжный и подолгу
торчала там, листая альбомы репродукций (продавщицы привыкли, стали ее узнавать
и не гоняли). Однажды, после того, как Григорий Матвеевич рассказал им про
художника Федулова, который сильно бедствовал и не имел достаточно денег, чтобы
купить хлеба и заплатить за квартиру, Ольга расплакалась прямо на уроке. Весь
класс над ней смеялся, но она ничего не могла с собой поделать – уж очень жаль
было художника.
Как-то к Восьмому марта классная руководительница велела им
подготовить тематическую выставку. По замыслу классной, каждый ученик должен
был нарисовать портрет мамы, а потом все эти портреты вывесят на стенде в
вестибюле, и родители будут любоваться творчеством своих отпрысков.
Маму рисовали весь урок. Ольгина соседка по парте, Светка,
старательно выводила золотые кудри на голове человечка-огуречка в юбке, от
усердия высунув кончик языка. Ольга испортила листов десять, но маму нарисовать
так и не смогла. Не выходило у нее похоже. Все казалось, что мама получается
какая-то недостаточно красивая и недостаточно добрая… Самым удачным рисунком,
по мнению Ольги, был тот, на котором вместо человека с руками-палочками и
копной кудрей были чашка, букет цветов и книга. Светка, заглянув Ольге через
плечо, выкатила глаза:
– Ты что, это сдавать собираешься?
Ольга кивнула. Светка вытаращилась еще больше:
– Ты чего?! Нельзя! Нам велели маму рисовать, специально к
Восьмому марта! А у тебя тут ее нет! Только книжка какая-то! Тебе двойку
влепят!
Ольга подумала, что Светка права и двойку действительно
влепят, потому что мамы на картинке нет. Она совсем было уже собралась смять
рисунок и сунуть в портфель, а потом выбросить где-нибудь в туалете. Но тут по
рядам пошел Григорий Матвеевич собирать работы, и Ольга ничего не успела
сделать. Учитель взял позорный рисунок со стола и сунул в общую пачку.
На следующий урок Ольга идти не хотела. Боялась, что учитель
будет ее ругать. А еще больше боялась, что все снова станут над ней смеяться. У
нее даже живот заболел, так было страшно. Она пожаловалась маме, но та сказала,
что надо уметь преодолевать трудности, дала Ольге таблетку но-шпы и отправила в
школу.
Урок прошел как обычно, хотя Ольга сидела словно на иголках.
Григорий Матвеевич рассказывал о купце Третьякове, основавшем в Москве галерею,
а потом они рисовали грушу на тарелке. Ольга было уже решила, что пронесло, но
после звонка, когда все кинулись вон из класса, Григорий Матвеевич поманил ее
пальцем:
– Оля! Задержись на минуточку!
Они остались вдвоем в пустом классе. Учитель вытащил из
пачки Ольгин рисунок.
– Твой?
Ольга залилась краской и молча кивнула. Ей хотелось
провалиться сквозь землю.
– У вас было задание нарисовать маму. Почему ты нарисовала
именно это? Чашку, букет, книгу?
– У меня не получилось похоже… – тихо сказала Ольга.
Как объяснить, что при мысли о маме в голове сразу возникает
образ: на столе – чашка кофе и цветы… Они пахнут, и от этого в доме как будто
бы лето. И открытая книга на столе – перед сном мама будет читать Ольге про
приключения мушкетеров. Она не могла всего этого сказать – просто чувствовала.
– Извините, – промямлила Ольга. – Я перерисую…
