«А ведь и вы у меня один остались, – подумала Ольга. – С тех
пор, как мама умерла, роднее человека нет. Кроме Стаса и детей, конечно».
Ольга чмокнула учителя в морщинистую щеку и заспешила к
выходу. А Григорий Матвеевич смотрел ей вслед и качал головой. Не рисует! Ну
как это возможно?
* * *
От рынка до дома – пять минут ходу. Ольга вышла за ворота,
миновала бабулек, продававших зелень, но не успела и десяти шагов пройти, как
рядом резко затормозила машина с темными стеклами и заляпанными грязью
номерами. Та самая, несколько дней маячившая в зеркале заднего вида – возле
дома, около Мишкиной школы… Ольга отпрянула назад, замерла на краю тротуара.
Дверца открылась, и из машины выглянул Митяй, закадычный
друг ее Стаса.
– Садись, подвезу!
Митяй на такую удачу даже и не рассчитывал. Он караулил
Ольгу всю неделю, по городу за ней катался, но удобного случая застать ее одну
так и не выпало. Митяй махнул было рукой на свою затею, и тут ему повезло. Он
ехал на заправку, когда заметил выходящую с рынка Ольгу. Бывает же: только
сейчас о ней думал, и пожалуйста!
В сущности, Митяй думал про Ольгу почти всегда. Во всяком
случае – очень часто. Значительно чаще, чем полагается думать о жене своего
лучшего друга. Не то чтобы он прямо вот так вот целыми днями напролет размышлял
про Ольгу или распевал денно и нощно арию из «Евгения Онегина»: «Ольга, я люблю
вас, Ольга». Ничего такого. Митяй и Онегина-то не слышал никогда, какие там
арии. Но где-то на заднем плане сознания Ольга неизменно присутствовала. Часто
он начинал думать о ней в самый неподходящий момент. Лежа с другой бабой в
постели, например. Это никак не мешало. Наоборот, когда Митяй представлял себе
вместо Даши или Маши Ольгу, все получалось на удивление с огоньком. Но как-то
этого было недостаточно.
Впрочем, последнюю неделю он думал об Ольге не просто так,
пережевывая свою обычную жвачку. Он думал о совершенно конкретной проблеме,
которая в ее жизни наметилась. И тут – нате-здрасьте, Ольга, одна-одинешенька,
как по заказу.
– Садись-садись! – повторил Митяй.
Глаза у него были черные, близко посаженные, острые. Когда
Митяй смотрел на Ольгу, она чувствовала себя голой. Еще у Митяя была неприятная
манера здороваться с ней за руку. Он сжимал Ольгину ладонь холодными, всегда
чуть-чуть влажными пальцами и растягивал тонкие губы в усмешечке. Пожимаешь ему
руку – и будто жабу трогаешь. Было в этих рукопожатиях, в этих его усмешечках
что-то гадкое, скользкое. Долгое время Ольга ни о чем не догадывалась, а потом,
в гостях у общих друзей, Митяй прижал ее в уголке. Ольге удалось вывернуться и
свести все вроде бы к шутке. Но с тех пор она с мужниным лучшим другом видеться
старалась как можно реже. Иногда Митяй заезжал в гости, и Ольга, накрыв на
стол, быстро ретировалась, отговариваясь тем, что не хочет мешать «мальчикам» общаться.
Стаса это вполне устраивало.
Стас как-то обмолвился, что лет пять назад у Митяя были
проблемы. Вроде бы на него наехали местные бандиты. Но Митяй быстренько все
разрулил, и те самые бандиты, что на него наезжали, теперь его прикрывают. Да и
не бандиты они давно, а сплошь депутаты, чиновники мэрии, уважаемые граждане и
родные отцы города. Ольга так и не поняла, что там Митяй разрулил и каким
образом. Знала только, что партнера Митяя по бизнесу, с которым они на пару
возили из Москвы товар, нашли потом мертвым в лесополосе.
– Спасибо, Митя, мне недалеко, я сама дойду.
Ольга быстро пошла по улице, высоко подняв голову, цокая
каблуками – женщина-виденье, такая желанная, такая чужая…
Митяй тронулся с места и поехал вдоль тротуара параллельным
курсом. Опустил стекло, посигналил:
– Оль! Садись, говорю!
Она покачала головой и прибавила шагу.
«Глупость какая, – думала Ольга. – Хорошо же это все
выглядит со стороны!»
Выглядело действительно странновато. По тротуару идет
женщина с сумкой, из сумки торчат перья лука и яблоки, а рядом с ней медленно
едет грязный автомобиль с опущенным водительским стеклом. И за рулем, между
прочим, – лучший друг ее мужа! Идиотство!
Митяй снова высунулся из окна:
– Ну чего?
– Ничего. – Ольга сердито тряхнула головой и перехватила
сумку другой рукой.
– Так и будем передвигаться?
– Так и будем.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Митяй, – давай. Повеселим народ. Мало
ему веселья, так хоть мы развлечем.
Ольга остановилась.
– Митя! Я действительно прекрасно дойду до дома сама!
Пожалуйста, не надо ставить меня в дурацкое положение.
Митяй усмехнулся, как будто спал и видел, чтобы Ольга
оказалась в самом что ни на есть глупом положении.
– Садись. А то так и буду за тобой до дома ехать.
Ольга поняла: так и будет. Что ей оставалось? Она вздохнула
и села в машину.
В машине пахло хвойным освежителем и сигаретным дымом. Ольга
запах дыма не любила. Стаса она гнала на кухню, когда он пытался закурить в
спальне, а летом уговаривала выходить с сигаретой на балкон. Даже купила туда
плетеное ротанговое кресло. Правда, Ольге нравилось, как пахнет трубка Григория
Матвеевича – чем-то сладким, вишней, что ли. Но у Митяя в машине запах был
совсем другой, застоявшийся, горький.
Ольга покосилась на него, поерзала на сиденье, стараясь
отодвинуться подальше, покрепче прижала к себе сумку с продуктами.
– Мить, ну что тебе от меня нужно, а?
– Ничего. Просто хочу тебя подвезти. Тебе домой или в
контору?
Ольга ниже опустила голову:
– Домой. Мить, я тебя прошу…
– Ну? Проси, – Митяй ухмыльнулся.
Ольге не понравилось, как он усмехается.
– Митя! Вот честное слово, я Стасу пожалуюсь! Я ему все
скажу!
– Да ла-адно. Че ты ему скажешь: он меня подвозил? Так, что
ли?
– И у дома караулил, и на работу за нами ехал…
Митяй снова ухмыльнулся, дернул уголком рта.
– Оля, не говори глупостей. У нас в городе всего две дороги.
Одна прямо, а другая направо. Так все друг за другом по ним и ездят!
Ольга снова опустила голову. Она не любила делать людям
больно, не любила говорить неприятные вещи. Но больше ничего не остается.
– Мить, ты извини, – пробормотала она. – Но я тебя видеть не
хочу.
