Ольга изо всех сил старалась понравиться будущим
родственникам – посмотрите, какая хорошая хозяйка, все у нее в руках горит, за
что ни возьмется, все моментально сделает, и хорошо сделает, красиво!.. Она
даже морковку полола как-то так, что грядочка после прополки как будто
улыбалась благодарно, а всем на свете известно, что нет ничего хуже, чем полоть
морковь, отмахиваясь от комаров и разгребая руками тоненькие веточки слабой
зеленой ботвы!.. Веточки тут же начинают валиться во все стороны, и вид
получается неряшливый, неопрятный, как будто волосы на голове выдрали
клоками!..
Еще Ольга изо всех сил старалась понравиться друзьям и их
женам – Стас женился одним из последних. Они приняли ее сразу, кроме, пожалуй,
закадычного друга Митяя, с которым Стас когда-то служил в армии. Тот все
чего-то фыркал, мотал лобастой башкой, косился и однажды даже сказал Стасу, что
Ольга ему «не пара». Стас отмахнулся, а Ольга обиделась, но ненадолго. Она
вообще не умела и не любила сердиться подолгу, всерьез. Умудренные опытом
семейной жизни девицы, жены, говорили немного ревниво, что надо еще посмотреть,
что будет через годок-другой. Поначалу-то все целуются, как бы потом драться не
начали, всякое бывает. Жизнь штука такая, в ней не закажешь!..
Но Ольга точно знала, что драться они не будут, ни за что и
никогда! Недаром в детстве ее учили рисованию. Картинки, нарисованные в голове,
были так прекрасны, так заманчивы и так отчетливы, что она не сомневалась – все
сбудется, и именно так, как она нарисовала!
Вот счастливый малыш сидит на загорелых папиных плечах,
большие мужские руки уверенно держат пухлые детские ножки.
Вот утренник в школе или, может, в детском саду, и они оба
любуются белочкой или зайчиком, скачущим в самом центре визжащего, веселого,
счастливого детского круга.
Вот море до горизонта. Небо до моря. Песок до воды. В воде
волны, синие-синие, и там, в синеве, как будто в счастливом сне, стремительно и
неслышно идет под белым парусом яхта. На песке сидит босой мужчина, он
улыбается, и солнце блестит на загорелой коже его плеча, и самое главное – это
любимый мужчина, открытый, понятный и ясный, мужчина «навсегда», что бы ни
случилось и как бы ни повернулась жизнь!..
Ольга Громова знала совершенно точно – если сильно
чего-нибудь желать, это обязательно сбудется. Самое главное – желать…
правильно.
Из того, о чем мечталось когда-то, сбылось почти все – дети,
утренники, семейные пикники на природе, собственное дельце, небольшое, но свое,
доход не бог весть какой, но на все хватает. На море, правда, пока так и не
съездили, но, главное, Стас счастлив! Ему всю жизнь так хотелось заниматься
машинами – вот он и занимается в своей автомастерской, где все как у людей, и
гараж, и мойка, и мастера хорошие!.. К нему даже в очередь записываются, и
вообще в их городке ее муж – человек не последний.
Когда она так подумала про Стаса – не последний, мол,
человек! – ей стало вдруг ужасно смешно. Ну, надо же, до чего дело дошло, она
думает, как какая-то клуша из кино про провинциальную жизнь!.. Лежит с утра
пораньше под бочком у любимого супруга и размышляет – всерьез! – о том, что ее
муж занимает «известное положение», и сама от этого в восторге.
– Ста-ас, – позвала она тихонько и засмеялась.
Ей очень хотелось, чтоб он проснулся. Она повернулась,
подперла голову рукой и уставилась на него – вдруг он просто так возьмет да и
проснется, но он, конечно же, не просыпался! Тогда она дунула ему в ухо. Он
завозился, как разбуженный среди зимы медведь, но глаз не открыл.
Она знала, что он уже не спит, конечно. И все это была
просто игра, и ей нравилось в нее играть.
Сделав вид, что совсем уже собирается вылезать из постели,
Ольга неожиданно прыгнула на мужа. Какое-то время он крепился, а потом все же
захохотал, и из-под одеяла высунулась рука и утянула ее туда, где было горячо и
щекотно.
Некоторое время они целовались под одеялом, а потом Ольга
вынырнула, просто чтобы подышать немного.
– Мама!
Они замерли, как школьники, застигнутые родителями на
бабушкином ковровом диване.
– Е-мое…
Ольга быстро зажала ему рот рукой. Если лежать тихо и
признаков жизни не подавать, может, еще и…
– Мама! Мам, вставай!
– Да что такое-то?! Чего она поднялась ни свет ни заря?!
Ольга вздохнула.
Ничего не выйдет, это уже ясно как день.
День, день…
День настал, ничего не поделаешь. Лучше бы еще хоть немножко
он не наставал, честное слово!
– У Машки сегодня утренник. Вчера она никак не засыпала, а
теперь вот видишь… готово дело!
– Вижу. – Вид у Стаса был сердитый, и Ольга, просто чтоб его
утешить, прошептала ему в самое ушко:
– Ничего, мы вечером все успеем. Да?
Он пожал плечами и зевнул, широко, во всю пасть. У него были
великолепные крупные, белые зубы, как у молодого хищного зверя.
– Ты на утренник-то приедешь, папочка?
Стас захлопнул рот так, что зубы клацнули.
– Там поглядим.
Дверь скрипнула, и Ольга нырнула под одеяло – где-то там
осталась ее скомканная ночная рубашка. В дверном проеме показалась растрепанная
Машкина голова, которая сказала громким шепотом, со смешным негодованием:
– Мама! Ну, мама же!
– Машка, сколько раз мы с папой говорили, что в спальню
заходить нельзя! Сначала нужно постучать, потом подождать, когда мы ответим, и
только потом…
– Да-а, потом!.. Пока я стучать буду, мы на праздник
опоздаем, я же в первой паре, с Колькой, он медведь! А если я опоздаю, с
медведем поставят Ленку Брыкину!
– Не поставят.
– Поставят.
– Маш, выйди сейчас же, – сказал Стас внушительно, и Машку
как ветром сдуло. Отца они с Мишкой побаивались немного, но Ольга считала, что
это даже хорошо – раз побаиваются, значит, уважают, а авторитет отца в
воспитании детей первое дело, по крайней мере, так в книжках пишут.
– Маша, я иду! И не беспокойся ты, никуда мы не опоздаем!
Пока закипал чайник, Ольга взболтала омлет в большой
керамической миске – внутри миски были нарисованы цветы и птицы, ей очень
нравилось. Все-таки когда-то она рисовала, и Григорий Матвеевич, учитель,
говорил, что она «подает надежды». Цветы и птицы были куплены на базаре у
грустного пожилого узбека, который уверял, что такими узорами расписывают
посуду берберские гончары. Ольге понравился узбек и то, что он говорил о берберах,
и теперь омлет у нее получался какой-то особенный, может быть, отчасти
«берберский», хотите верьте, хотите нет!..
