– А вот и нет, дорогая! – Дима вскочил с кресла, зашагал по
кабинету. – Это вам только кажется, что вся сила в вашей креативной мысли!
Потому что у вас жизнь – клубника со сливками, и все вы гениальные и
возвышенные! Вот так надо рисовать. Чтобы, черт побери, за душу брало.
– Дим, прости, пожалуйста, я тебя правильно поняла? Ты
хочешь, чтобы йогурт брал тебя за душу?
– Именно. Только тогда с нами будут иметь дело.
Дарья пожала плечами:
– Ну, возьми ее на работу, раз тебе эти цветочки-котятки так
понравились!..
Дима взял из стоящей на низком столике вазы апельсин,
подбросил, поймал, снова подбросил…
– Возьму, если пойдет.
У Дарьи аж челюсть отвалилась. Что значит – если пойдет? Ее,
можно сказать, со свиным рылом в калашный ряд зовут…
– К нам? Не пойдет?! С ума сошел?
– А что, может, и не пойдет, – Дима снова подбросил апельсин
и уселся на место. – Они там, на фабриках, тоже возвышенные…
– Ты что, ее не видел?
– Почему? Видел. На церемонии награждения.
– И как? Достаточно возвышенная?
– В самый раз. Все, Дарья, иди уже, не маячь. Займись
йогуртами.
* * *
Ольга долго не могла найти Афанасьевский переулок. Несколько
раз спрашивала у прохожих, но те только пожимали плечами на бегу. Как можно не
знать, где в твоем городе какая улица находится. Может, не местные? Хотя…
Москва – она такая огромная, что и местные-то, наверное, не все знают.
Ольга была в Москве один-единственный раз в жизни, с мамой.
В той давней поездке больше всего Ольгу поразил даже не врубелевский «Демон»
(хотя она и простояла перед ним, словно зачарованная, почти целый час), а
километровая очередь в Третьяковскую галерею. Ольга не представляла, что такие
гигантские очереди вообще существуют. И еще запомнила ощущение простора.
Теперь простора не было. Было коловращение плотно
спрессованной массы людей и машин. Этот безумный город давил, подминал под
себя, увлекал в гудящий водоворот. Оставалось только надеяться, что тебя не
утащит на дно, не раздавит, не переломает кости, а вынесет на поверхность и
прибьет течением к берегу.
На вручение премии Ольга чуть не опоздала – заблудилась в
метро. Перепуганная, растрепанная, в заляпанных грязью, разбитых туфлях, она
вышла на залитую светом сцену и чуть не разревелась от ужаса. Ольга едва
дождалась, когда ведущий договорит приветственную речь, чуть ли не вырвала у
него из рук диплом и тут же сбежала. Потом, в гостинице, приняв душ и
успокоившись, она решила, что вела себя совершенно неприлично и по-идиотски.
Ольга позвонила в «Солнечный ветер», чтобы извиниться за
свое поведение и поблагодарить. Трубку сняла секретарша, попросила обождать и
через минуту сообщила, что генеральный сейчас разговаривать не может, но завтра
ждет Ольгу в офисе в двенадцать тридцать.
Ольга вышла из гостиницы с запасом, за час. Но оказалось,
что в Москве час – это вообще ничего, курам на смех. Особенно если ты не
местная и заблудилась в переулках. Ольга посмотрела на часы, поняла, что
катастрофически, безвозвратно опоздала, и совсем уж было собралась ехать обратно
в гостиницу – все равно этот Афанасьевский переулок не найти. Но тут, на
счастье, ей навстречу попался милиционер. Ольга кинулась к нему, как к родному,
и оказалось, что нужный переулок – вот он, за углом, и за последние полчаса
Ольга минимум три раза мимо него проходила.
В ее опоздании не было, как выяснилось, ничего
катастрофического, а уж тем более – непоправимого.
– Посидите здесь, – хорошенькая ногастая секретарша указала
на красный кожаный диванчик, хищно изогнувшийся в углу приемной.
– Дмитрий Эдуардович просил вас подождать, он пока занят с
клиентами. Вообще-то, совещание было назначено на одиннадцать, но вы знаете,
пробки… Так что только начали. Чай, кофе?
Ольга попросила кофе и уселась в уголок – ждать. Несмотря на
авангардные формы, диванчик оказался мягким и удобным.
Сдвинувшееся из-за пробок совещание закончилось, когда
стрелка настенных часов, будто бы сошедших с полотен Сальвадора Дали,
приближалась к четырем. Из приемной высыпало человек десять народу – солидные
дядьки в костюмах, патлатые молодые люди с серьгами в самых неожиданных местах,
похожая на марсианку девушка баскетбольного роста. На носу у нее были
ярко-красные очки, от уха к скуле тянулся микрофон, довершал образ узкий пиджак
из переливающейся всеми цветами радуги блестящей клеенки. Марсианская девушка
кивнула на Ольгу, перебросилась парой слов с секретаршей и, открыв дверь
кабинета генерального, крикнула:
– Дим! Там твоя Мона Лиза пришла! Ты как? Не голый?!
Потом обернулась к Ольге и кивнула на дверь:
– Идите. А то он сейчас снова совещаться начнет.
Ольга вошла, всерьез опасаясь, что генеральный там все же
голый и уже совещается с какими-нибудь очередными инопланетянами. Но он, слава
богу, был совершенно одет – не в разноцветную клеенку, а в человеческий серый
свитер – и даже галантно придвинул ей кресло.
Собираясь на аудиенцию, Ольга заготовила целую речь с
благодарностями и извинениями за свое идиотское поведение. Даже на бумажке
записала, чтобы не забыть. И несколько раз повторяла, пока ехала в метро. Но
оказалось, что, пока Ольга искала переулок, а потом три часа сидела в приемной,
из головы все выветрилось. А бумажка с речью осталась в кармане пальто, в
вестибюле.
Она начала мямлить:
– Я хотела вас поблагодарить… сказать спасибо… я даже не поверила…
В дверь постучали. Генеральный вытянул шею, гаркнул:
– Да!
Дверь слегка приоткрылась, и в щель просунулась выбритая
голова с вытатуированным на макушке то ли китайским, то ли японским иероглифом:
– Дмитрий Эдуардович, можно на минутку?
– Нет, я занят.
Голова исчезла так же стремительно, как появилась.
Ольга снова стала мямлить насчет благодарностей, но Дима всю
эту неинтересную бадягу слушать не собирался и перешел сразу к делу:
– У меня к вам есть предложение. Вы где работаете?
– На швейной фабрике.
– А рисовать где учились? Что окончили?
Ольга совсем растерялась.
– Окончила? Бухгалтерские курсы. А рисовать… Я брала частные
уроки, у меня совершенно гениальный учитель был… То есть до сих пор есть…
