Дарья приподняла бровь.
– Я же просила еще три дня назад. Вы сказали, что успеете!
– Дашка, у самородков тоже случаются творческие кризисы, как
у нас, простых смертных, – встрял Вадим и снова забубнил в телефонную трубку: –
Нет, это я не тебе. Это я самородку. У нас тут самородок завелся, почти что
золотой, а не то чтобы какой-то там… самоварный.
Ольге захотелось сквозь землю провалиться.
– Ольга! Постарайтесь, пожалуйста! Если до приезда
Грозовского мы не успеем, он с меня голову снимет!
Дарья смотрела на Ольгу почти просительно, но было
совершенно очевидно, что если Грозовский вознамерится снять с нее, Дарьи,
голову, то Ольге тоже не поздоровится.
Три дня назад Грозовский улетел в Италию на какую-то
очередную выставку. Перед отъездом дал задание переделать рекламу йогуртов и
творожных сырков – пресловутых бармалеек. Заниматься бармалейками должна была
Ольга. Предполагалось, что самородок из глубинки сейчас покажет всем, как надо
работать, а также где раки зимуют и почем фунт лиха. Ольга с энтузиазмом
взялась за работу, но на второй день поняла: ничего не получается. Она
рисовала, комкала рисунки и рисовала снова. И снова. И снова. Чуть ли головой в
стену не билась. Но рисунки выходили какие-то неживые, за душу не брали и самой
Ольге категорически не нравились. Да и как, скажите на милость, может брать за
душу реклама сырка творожного низкокалорийного, пусть даже обогащенного
кальцием и витамином В12?
– Грозовский мне уже вчера по телефону истерику устроил, я
обещала, что все будет готово через два дня! – не унималась Дарья. – А у нас
бардак полный! Ольга, вы меня слышите? Алло, гараж!
Ольга подняла голову, взглянула на начальницу затравленно:
– Слышу. Я просто пока никак не могу приспособиться рисовать
рекламу. Я не понимаю, как сделать творожный сырок интересным.
– Когда поймете, не забудьте про нас, грешных, – хохотнул
Вадим, не выпуская телефонную трубку. – Мы зарегистрируем ноу-хау и получим
Нобелевскую премию… Нет, это я не тебе…
– Это он о том, что на самом деле никто не знает, как
сделать творожный сырок интересным, – на всякий случай объяснила Дарья. –
Вообще, надо просто правильно чувствовать, и тогда есть некоторая гарантия
попадания.
Но Ольга ничего про сырки и йогурты не чувствовала. Ну не
умела она чувствовать про йогурты, хоть тресни! Она снова взяла карандаш и
принялась рисовать.
– Ольга!
Опять Дарья…
– Да?
– Ну, хоть что-нибудь есть?
Не было у нее ничего. Куча набросков, и все – совершенно
безнадежные. Ольга, вздохнув, поднялась из-за стола, собрала рисунки и
потащилась к Дарье за перегородку, как осужденный на эшафот.
Дарья перебирала рисунки, а Ольга тоскливо смотрела в
сторону. Не надо было ей соглашаться на эту работу, не надо было брать аванс,
вообще надо было сидеть на фабрике и не высовываться, не ездить ни в какую
Москву. Ясно же как белый день, что вся эта история – не про нее. В агентстве
работают профи, они полжизни занимаются этой своей рекламой и то не знают, как
сделать творожный сырок интересным. А ее-то куда понесло?..
Дарья откатилась в кресле от стола, крутанулась, уставилась
сердито на Ольгу:
– Ну? И что вы мне голову морочите?
Так и есть. Она действительно всем тут морочит голову. Дарья
снова подъехала к столу, выбрала из стопки несколько эскизов.
– Это никуда не годится, конечно. – Она сунула эскизы в
урну, и Ольга проводила их тоскливым взглядом. Она и сама знала, что никуда не
годится.
– А вот это просто блеск. То есть просто блеск! Сами
сочинили или видели где-то?
Дарья стала раскладывать по столу рисунки.
– Сама… Я чужих идей не ворую…
Дарья снова вскинула бровь:
– Серьезно?! Ну, тогда респект вам, как говорится.
Вадим Бойко одним ухом слушал щебетанье очередной подруги в
телефонной трубке, а другим изо всех сил прислушивался к тому, о чем Дарья
беседует с этим фабричным самородком. Появление самородка из глубинки Вадима не
то чтобы как-то всерьез обеспокоило, но все-таки задело… Несправедливость
ситуации задела. Вот сидишь ты, сидишь, пашешь-пашешь, а потом шеф приводит
какую-то дуру в ботах, и ей тут же отдают половину заказов и кладут такую же
зарплату, как у тебя. Почему, спрашивается?! Вадим, между прочим, чтобы такую
зарплату получать, шесть лет вкалывал как каторжный. А этой все подают на
блюдечке с голубой каемочкой. Обидно, граждане.
Конечно, напрямую к Вадиму вся эта бодяга с самородком
отношения не имеет. В конце концов, шеф ей платит из своего кармана. Хозяин –
барин. Да и вообще, Грозовский – человек настроения. Ну, глянулись ему рисунки
этой, как ее… Ольги. Понравились. А через месяц разонравятся, и отправится
Ольга обратно, в родной Урюпинск. А Вадим останется. Потому что способности
способностями, а профессионализм и чугунная задница – совсем другая история.
Почти наверняка на регулярной, рутинной работе самородок быстро сдуется,
завалит пару-тройку проектов – и прости-прощай!
Вадим видел, что Ольга нервничает, видел, что у нее ни хрена
не получается. В курилке Дарья ругалась, что дело не двигается с мертвой точки
и Грозовский, которого ждали к понедельнику, наваляет всем люлей. Плакалась,
что шеф набирает не пойми кого, а спрос с нее, с Дарьи. Все шло так, как Вадим
и предполагал. Но, услышав, что Дарья нахваливает Ольгины работы, он
забеспокоился. За все шесть лет работы слово «блеск!» он слышал от Дарьи от
силы два раза, да и то не в свой адрес. Вообще высшей похвалой в ее лексиконе
было задумчивое: «Ну, вот это вроде ничего…» Что там эта Ольга-то наваяла такого,
что Дарья слюни пускает? Вадим слегка занервничал.
Подруга все щебетала в трубку:
– И мы, представляешь, приехали, а там – никого народу, ни
одного человека…
– Зайка, я тебя потом перенаберу. У меня другой телефон!
Вадим нажал отбой, взял кружку и направился в дальний угол
офиса, где у них стоял шкафчик со всякими чаями-кофеями и чайник. Идти к
шкафчику надо было аккурат мимо Дарьиного стола. Рядом со столом он на
секундочку задержался – ровно настолько, чтобы Дарья его заметила.
– Вадик, посмотри! Идея отличная, для сквозной рекламы –
просто зашибись! Вот они строят мост. Это кто? Тролли?
Ольга улыбнулась:
– Гоблины.
– Короче! Эти гоблины, или кто они там, катят камни.
