– Да она меня, коренного москвича-пролетария, не уважает!
Она мне в морду плюет! Она меня в упор не видит, лимита колхозная! Плесень! Я
те покажу, как хорошего мужика забижать! Я ваше нутро бабское изучи-ил!..
Толик заколотил в дверь со всей дури. Господи, как же он
надоел! Один раз, когда Толик особенно развоевался, Ольга пригрозила ему
вызвать милицию. Толик на это выразился в том духе, что, мол, давай зови, они
тебя, лимиту беспаспортную, быстро на сто первый километр спровадят. На самом
деле у Ольги и договор аренды имелся, и регистрация, так что в милицию она
все-таки позвонила. И милиция даже приехала. Только оказалось, что забирать
Толика не за что. Он никого не избил, ничего не сломал, то есть никакого
правонарушения не совершил. На том и распрощались. После этого Толик ходил
гоголем и включил в свой постоянный репертуар новый пассаж про то, что милиция
коренному москвичу завсегда подруга и мать родная и ничего соседка (лимита
казанская) с ним, пролетарием умственного труда, не сделает.
…Ольга включила радио, повертела настройку. На коротких
волнах передавали Первый концерт Чайковского. Ну что ж, пусть будет Чайковский.
Это значительно лучше, чем слушать вопли Толика. Что-то он сегодня не на шутку
разошелся, дверь бы не высадил… Что делать, если «интеллигентный» сосед таки
вышибет дверь, Ольга решительно не знала. Чтобы было не так страшно, она
включила Петра Ильича на полную мощность и с головой погрузилась в работу.
Ольга работала всю ночь. В офисе она первым делом нацедила
себе большую кружку крепкого кофе. Голова была необыкновенно ясная, но в глаза
будто песку насыпали.
Ольга заглянула к Вадиму за перегородку. Тот сидел за
компьютером, как всегда, прижав мобильник плечом к уху, и рассказывал своей
очередной подружке про вчерашнюю презентацию:
– Нет, не стал дожидаться… Уехал. Слишком пафосно. На одного
Панина и можно смотреть…
Ольга постучала по перегородке:
– Вадик. Я хочу показать тебе эскизы.
– Какие? Нет, это я не тебе…
– Йогуртовые и сырочные.
Вадим быстренько распрощался с подружкой, крутанулся в
кресле:
– Давай показывай!
Ольга принялась раскладывать на столе рисунки.
– Я решила, что пусть это будет семейная реклама, –
объясняла она. – Смотри. Вот мама, папа и слоненок. Идея заботы и силы.
Слоненок ест йогурт, растет и скоро станет таким большим, как папа. А йогурт
нежный, как мамина забота.
Вадим взял рисунок со слоненком, повертел в руках:
– Слоненок забавный.
– У моей дочки такой! – Ольга явно воодушевилась. – Можно
провести конкурс на лучшее имя для слоненка. И еще можно разыгрывать
путешествие в слоновый питомник. Ты не знаешь, где водятся слоны?
– Чего тут знать-то? В Индии, в Африке, на Шри-Ланке…
– Ну, значит, туда, – согласилась Ольга. – Можно предложить
заказчику, чтобы они объявили о розыгрыше. А вот карта для упаковки
«Путешествие на родину слонов».
Вадим скривился:
– Слушай, как-то это все… Больно сахарно.
– Как? – не поняла Ольга.
– Сахарно. Сплошной сироп. И семья, и путешествие, и мама с
папой… Прошлый век. Все это было хорошо пятьдесят лет назад. Тогда семейные
ценности были в фаворе. Сейчас рулят вампиры, скелетоны и кровавые жабы-людоеды
с Марса. А добропорядочное семейство слонов… Ты уверена, что современным детям
оно надо?
– Я уверена, что это всем надо, не только детям. Когда у
тебя нормальная семья, ты знаешь, зачем живешь.
Вадим покачал головой, изображая крайнюю степень
разочарования тем, что в их чудесную, прогрессивную контору затесалась такая
поклонница заплесневевших семейных ценностей.
– Ладно… Оставь мне, я Грозовскому покажу. Не знаю, поймет
ли нас заказчик…
– Я на три дня уеду. Меня Дарья отпустила.
– Да уж знаю, – Вадим снова сокрушенно покачал головой. – Ты
же у нас, оказывается, многодетная мать. Носитель этих самых семейных
ценностей… Ты езжай, езжай, я Грозовскому все передам…
Когда Ольга ушла, Вадим снова придвинул к себе стопку
рисунков про слоненка. Черт бы побрал эту курицу в ботах! Слоненок был
отличный. Десять баллов. И слоненок, и мамаша-слониха, и папа-слон… Во всех
рисунках этой урюпинской тетки – очень простых, очень наивных – присутствовал
тот загадочный алхимический элемент, который превращает даже очень простую
работу в золото. Это как с картинами Кандинского, Пиросмани, Матисса… Вроде
ведь все просто, элементарно. Но почему-то за душу цепляет так, что глаз
оторвать невозможно… Мало того! Дура в ботах сама выдала на-горá вполне
кондиционную, продуманную от и до концепцию рекламной кампании. За ночь!
Конечно, это сироп, пошлость и прошлый век, все так. Но она научилась не просто
рисовать, а производить рекламный продукт, вот в чем дело!
Надо с этим разобраться, и срочно. А то как бы самородок
Вадима не подсидел. Впрочем, у Вадима имелась одна идея на сей счет. Так что
пускай едет к себе в Урюпинск, на родину слонов. У Вадима как раз будет время
свою идею реализовать.
* * *
После московского безумия родной город казался крошечным,
сонным и каким-то неумытым… Ольга сошла с перрона. Куда сперва? К Григорию
Матвеевичу? Кинуть сумки, выпить кофе, умыться, рассказать новости, а потом уж
попытаться увидеться с детьми? Ольга посмотрела на часы. Половина второго. В
детском саду – тихий час. Но у Мишки примерно в это время заканчиваются уроки.
Значит, можно попробовать перехватить его на выходе из школы. К Григорию
Матвеевичу она всегда успеет. Лучше они вечером спокойно сядут, выпьют чаю,
поговорят обо всем.
Ольга поудобнее перехватила сумку и зашагала по направлению
к школе.
…Мишка сильно вытянулся, похудел, волосы потемнели… Или это
свет так падает?.. Ольга дождалась, когда он выйдет за ворота, окликнула:
– Мишка!
Он обернулся, сощурился на солнце, кажется, не сразу узнал:
– Мама?
Ольга подбежала, схватила его, прижала к себе. Мишка стоял,
опустив руки плетьми, глаза в сторону. Неловко? Стесняется? Отвык?
Потом они молча сидели на заднем дворе, среди кустов сирени.
Разговор не клеился. Ольга так к этой встрече готовилась, так ждала, так
мечтала, а встретились – и она растерялась. Сидит, молчит. И он молчит тоже.
Ольга обняла сына за плечи – худющий, кожа да кости,
зарылась лицом в волосы:
