– А… какое у него имя?
– Илларион Израилевич.
– Ого!
– А то! Ну, раз решила тяжбу затевать, значит, пошли в
ресторан.
– Прямо сейчас?!
– Почему нет? Считаешь, мы не заслужили?
…Они долго и с удовольствием обедали, а потом долго и с
удовольствием пили кофе. Но после кофе Грозовский, видимо, решил, что хорошего
помаленьку.
– Хочешь, испорчу тебе настроение? Знаешь такую фирму
«Строймастер»?
Ольга закурила, пожала плечами:
– Кто ж ее не знает?! В метро щиты, на Садовом кольце щиты…
Возле нашей конторы тоже щиты. Между прочим, все довольно бестолковые.
– Вот именно, – согласился Грозовский. – Щиты бестолковые.
Рекламной политики никакой. Генеральный – медведь, бурбон, монстр; замы –
старые пердуны. Денег, само собой, куры не клюют. И теперь все это – твоя
докука.
Ольга поперхнулась дымом:
– Как… моя? Что значит… моя?
– То и значит. Твоя и твоего отдела.
– Какого моего отдела?!
– Я тебя повышаю. – Грозовский довольно оскалился,
продемонстрировав два ряда великолепных зубов. – Как хорошего работника. Ты
теперь будешь начальником отдела. И твой отдел вот прямо с понедельника
начинает заниматься «Строймастером», и его корпоративной рекламой, и его
бурбоном и монстром, и всеми остальными прелестями. Готова?
Ольга была совершенно не готова к такому повороту. Что
значит с понедельника? Какой, к чертям, отдел? Каким еще начальником? У нее уже
есть начальница – Дарья. Но Грозовский объяснил, что Дарья это место занимала
временно, была, так сказать, ИО, исполняла обязанности. Грозовский ей сразу
сказал: на начальника ты не тянешь. Да она и сама не дура. Все понимает.
– Кроме того, «Строймастер» может вытянуть только гений. А
гений у нас в конторе один – это ты. Ты справишься, я знаю.
Ольга принялась отнекиваться. Она никогда не имела дела с
бурбонами и монстрами, да еще с такими, у которых денег куры не клюют. И ужасно
трусила.
– Да ладно тебе! – Грозовский ее пессимизма не разделял. – У
меня вон тоже денег куры не клюют. Но я же душка? В общем и целом? И вообще: ты
у нас девушка закаленная, и детей тебе с этим строймастером не крестить. Так
что давай. Вперед. Чего ты в панику ударилась?
Ольга замялась:
– Н-не знаю. Пожалуй, неожиданно очень все…
Но Грозовский считал, что вся прелесть как раз в том, когда
неожиданно. Он заказал какое-то особенное вино – урожая то ли 78-го, то ли
87-го года – и долго объяснял Ольге, чем хорош именно этот год и как правильно
такое вино пить, чтобы распробовать букет. Ольга, правда, все равно никакого
особенного букета не почувствовала. Вино было терпкое, чуть кисловатое, легкое.
Но, видимо, все-таки что-то такое в урожае 78-го года было, потому что после
второго бокала Ольга совершенно перестала бояться монстра и бурбона из
«Строймастера».
Потом Грозовский вел ее к машине, придерживая за талию, и
она сквозь одежду чувствовала его руку – очень мужскую руку.
– Я так понимаю, что должен целомудренно отвезти тебя домой.
И интим не предлагать, правильно?
Рука чуть продвинулась вверх. Ольга улыбнулась:
– Мы же сразу решили.
– Ну да, ну да… – Грозовский говорил тихо, в самое ухо. –
Когда ты в первый раз пришла и ни за что не соглашалась уволиться со своего
консервного завода…
– Швейной фабрики…
– И у тебя такая кофточка была романтическая. Романтическая,
романтическая… самопального пошива…
Его губы почти касались Ольгиных волос.
– Димка, прекрати…
Он прекратил. Отвез ее домой, довел до подъезда. В высшей
степени целомудренно. Никакого интима. Но в этих целомудренных проводах до
подъезда было столько электричества, что, казалось, еще чуть-чуть – и искры
полетят.
На следующий день электричество это никуда не делось. И
через два дня, и через неделю. Это было совершенно ново, необыкновенно,
захватывающе – и очень страшно. Очень.
По вечерам, оставшись в офисе одна, Ольга звонила подруге
жизни Наде Кудряшовой и жалобным голосом спрашивала, что же ей теперь делать.
– Нет, ты послушай меня, послушай… Он богатый, красивый,
холостой, и я до смерти его боюсь. Надя, у меня никогда никого не было, кроме
Стаса! А он совсем другой человек! Он на мне не женится, даже если я останусь
последней женщиной на Земле! Просто сейчас я ему полезна, и он… нет, ему
кажется, что он мной интересуется!
– Оль, а ты что, замуж за него очень хочешь?
Надежда, как всегда, смотрела в самый корень.
– Нет, наверное… Я вообще замуж не хочу… Я детей хочу
отсудить…
– Но он тебе нравится, ну скажи, нравится же?
– Очень…
– Ну так и прыгай на него скорее, чего ждать-то?
Прыгнуть? Господи! Это соблазнить, значит, что ли? Ольга в
жизни никого не соблазняла и даже не представляла, как это делается.
– Надь! Я не умею никого соблазнять!
Надежда пообещала Ольгу самым подробным образом
инструктировать. Пошагово.
– Ты не теряйся, ты побольше с ним наедине оставайся,
знаешь, вроде по делу, а сама тут улыбнулась, там поближе села, здесь чулок
показала…
– Да нет у меня никаких чулок, Надь!
– Ну, значит, купи. Если такого мужика хочешь соблазнить –
без чулок не обойдешься. Знаешь, такие бывают, с кружевами, я в журнале видела…
Надежда так убеждала Ольгу в необходимости приобретения
чулок с кружевами, как в журнале, что та даже зашла как-то в дорогущий бельевой
магазин. Но, услышав предложение продавщицы примерить комбидрес из новой
коллекции, сбежала самым позорным образом.
Она боялась смотреть Грозовскому в глаза, смущалась, когда
он вызывал ее в кабинет, а уж если надо было вдвоем ехать к заказчикам… В
машине Ольга сидела рядом с ним в полуобморочном состоянии и так старательно
глядела в окно, что шею начинало ломить.
…Было поздно, часов, наверное, десять вечера. Все давно
разошлись, а Ольга все сидела над очередным предложением для «Строймастера».
Ясно как белый день: ничего путного она не придумает, во всяком случае –
сегодня. И чего, спрашивается, сидеть?
