На самом деле «Строймастер» ни при чем. Она сидит в конторе,
в то время как все нормальные люди давно ужинают по домам, потому что Дима
собирался вечером заскочить в офис. Он уехал к заказчикам сразу после обеда и
сказал, что вечером, скорее всего, заглянет. Вот Ольга и ждет.
В конце концов она поняла, что ждать дальше бесполезно, – ни
один идиот не потащится в офис в половине одиннадцатого вечера. Ольга сгребла
бумаги в ящик стола, заперла кабинет. В офисе было пусто, ни одной живой души.
Даже уборщица уже ушла. Ольга направилась к лифтам, свернула за угол и нос к
носу столкнулась с Грозовским.
– Дим! Я думала, ты уже ушел.
– Я только пришел.
Они были совсем одни в пустом офисном коридоре. Все
случилось очень неожиданно. Ольга даже не успела испугаться. Просто подошла к
нему, встала на цыпочки, потянулась и поцеловала.
Грозовский молча ухватил ее за руку и потащил по коридору на
выход. Они целовались около машины, а потом – в машине, потом – в лифте, по
дороге на сорок первый этаж. Жил Грозовский под самой крышей свежеотстроенной
высотки.
Ольга считала, что за десять лет замужней жизни успела
узнать о сексе все. Оказалось – не знала и десятой части. Она и представить не
могла, что шестичасовой марафон на ковре в гостиной – это только начало. Все ее
представления о занятиях любовью оказались лишь вершиной айсберга, и Грозовский
раз за разом утаскивал ее на глубину, туда, где были скрыты истинные
наслаждения. Она выныривала на поверхность, задыхающаяся, обессиленная, но едва
отдышавшись, кидалась в омут с головой – снова, и снова, и снова… И она считала
сексом то, чем они занимались со Стасом?! Господи, какая же она была дура!
Ольга перевернулась на бок, приподнялась на локте,
потянулась за бутылкой «Перье», чудом уцелевшей в этом погроме. По спальне
разбросаны были подушки, скомканная простыня валялась на полу рядом с
перевернутым креслом. И когда они умудрились кресло перевернуть?..
Грозовский со стоном сел на разгромленной постели, потянулся
за водой:
– Ну, ты даешь… А я-то думал, в провинции скромные нравы…
Ольга потерлась головой о его голый живот:
– Я даже представить себе не могла, когда впервые к тебе на
работу пришла…
– Сомневалась в моих способностях?
– Ничуть я не сомневалась в твоих способностях! Я в своих
сомневалась. И вообще… Во всем…
– Перестала?
Она улыбнулась, как сытая кошка, забрала воду, поставила по
кровать:
– Пока не знаю…
– Не знаешь?!
– Нет…
– Ну давай попробуем разобраться…
Потом они лежали на кровати, будто выброшенные на берег
жертвы кораблекрушения. Сил не было ни говорить, ни шевелиться. Зато Ольга
совершенно перестала сомневаться в своих способностях. И во всем остальном –
тоже.
В офис они приехали к обеду. Ольга бы и вовсе никуда не
поехала, но позвонил адвокат, Илларион Израилевич. Он собрал миллион
необходимых бумаг, но для того, чтобы начать дело, требовалось собрать еще
десять миллионов справок, характеристик, квитанций, и прочего, и прочего…
Пришлось Ольге выбираться из койки и ехать сначала в банк, потому что Иллариону
Израилевичу требовалась выписка с ее лицевого счета, а потом в контору…
В тот же вечер Грозовский предложил Ольге переехать к нему,
на сорок первый этаж.
…Она работала в два раза больше обычного, занималась любовью
до полного изнеможения, помолодела на десять лет и думала, что навсегда
избавилась от прошлого. А потом появился Стас. И оказалось, что никуда ее
прошлое не делось.
Было начало ноября. С утра пошел мокрый снег, и дороги тут
же развезло в кашу. Машина – новенькая, всего месяц назад купленная – была вся
в грязи, и Ольга, подъезжая к дому, думала, что с утра надо будет заскочить на
мойку.
Она загнала машину на подземную стоянку и пошла к подъезду.
Рядом с будкой охраны топтался какой-то мужик, дымил сигаретой. Завидев Ольгу,
мужик отшвырнул в сторону окурок, шагнул навстречу:
– Привет! Ты че? Не узнала?
Она узнала, конечно. Она бы его где угодно узнала.
* * *
Ольга проявила пленки и теперь собиралась печатать
фотографии. В свете красного фонаря реактивы в ванночках похожи были на кровь.
Ольга покрутила увеличитель, навела резкость… На негативах угадывались лица
детей… Вот Мишка, а это – Машка, кажется, на утреннике… Одну за другой Ольга
опускала фотографии в ванночку с закрепителем. На бумаге медленно проступало
изображение… Стас. Стас. Снова Стас… Ни Мишки, ни Машки, ни утренника – один
только Стас, на всех фотографиях. Откуда он тут? Почему?
Ольга рывком села на кровати, закрыв лицо руками. Рядом
заворочался Грозовский, приподнялся на локте:
– Ты что? Опять? Хочешь, чаю принесу?
– Нет.
– Тогда валерьянки?
Ольга помотала головой. Не хотела она никакой валерьянки.
– Тогда водки? – не унимался Дмитрий.
– Нет.
– А пистолет?
Ольга покосилась на него. С ума сошел, что ли?
– Зачем?
– Ну как? Застрелиться и не жить.
Ольга прижалась к нему, поцеловала в висок:
– Дим, ты бы спал, а?
– Ну разумеется. Я буду спать, а ты страдать. Прелестно.
Грозовский еще немного полежал, потом натянул халат и
потащился на кухню. Потянуло сигаретным дымом, зашумела вода. Пришла Ольга,
уселась за стол, скрестив под креслом босые ноги. Смотрела, как Грозовский
докуривает, как наливает сок в высокий стакан.
– Тебе налить?
Кивнула, взяла стакан, а у самой руки дрожат.
Грозовский широко, во всю пасть, зевнул. Он ненавидел рано
вставать. А еще ненавидел проблемы. И всегда старался их по возможности быстро
и безболезненно решать.
– Твой упырь приедет к двум часам, а сейчас полседьмого. –
Грозовский налил еще соку, залпом выпил. – Тебе, матушка, надо себя в руках
держать. Нельзя так распускаться.
Ольга смотрела снизу вверх, виновато, как нашкодившая
собака:
– Я стараюсь, Димка.
Но он все не унимался.
– Оно и видно, как ты стараешься. Легли в четыре, между
прочим. И в полседьмого – подъем. А я потом на совещании засну.
