Какая уж тут спина!..
– Теть Маш, я вам вчера мазь купила!.. – Ольга полезла в
сумку, порылась, достала тюбик и стала тыкать им в красную, разбухшую от воды
ладонь, больше похожую на тюленью ласту.
Марья Гавриловна с опаской приняла тюбик, как нечто
невиданное, покрутила, кажется, даже понюхать хотела, но засмущалась.
– Это специальная такая мазь, для спины, – заторопилась
Ольга. – К ней еще таблетки, но их нужно курсом пить. Сначала три дня мажете, а
потом таблетки начинаете принимать. Я вам сейчас их не отдам, а то вы
потеряете. Говорят, как рукой снимает.
Далеко отставив тюбик от глаз, уборщица шевелила губами –
читала название. В это время ближайшая дверь распахнулась так резко, что
стукнула Ольгу пониже спины.
– Ой!
– Оленька!
Парень в джинсах и рубахе с закатанными рукавами выскочил в
коридор, притормозил возле них и закатил глаза.
– Я дико извиняюсь! Я тебя стукнул, да?
– Привет, Паш. Ты меня не стукнул.
Прыгучий Паша, не способный ни секунды постоять спокойно,
переминался с ноги на ногу и все пытался заглянуть Ольге в глаза.
Он ее обожал, о чем Ольге было давно и хорошо известно.
На работе всегда так. На работе всегда есть обожатели и
обожаемые, иначе все совместное дело застопорится, как двигатель без смазки.
В этом нет ничего опасного. Это просто… весело, вот и все.
Ну, может, не всегда весело, но уж точно не имеет последствий и продолжения.
Ну, может, иногда имеет, но только не в ее, Ольгином,
случае!
– Я сегодня… того-этого… кофе… купил. Буду в клуб вступать.
– Какой иш-шо клуб, Пашка! – влезла Марья Гавриловна. – Всю
получку по клубам энтим промотаишь! Не ходи в клуб, Пашка!
Ольга с Пашей переглянулись, и он, пританцовывая возле дам,
пояснил именно Ольге, а вовсе не тете Маше:
– Да в твой клуб, в кофейный! Ты ж кофе варишь!..
Ольга улыбнулась:
– Варю.
– Ну вот я и… купил, значит, чтобы ты, когда варишь… чтобы
мы… меня тоже… при случае чтоб… пригласила!
– Павлик, да я ведь тебя и так всегда приглашаю!
Тут он смутился и на секунду перестал пританцовывать.
– Ну вот, я теперь купил это самое кофе.
Паша окончательно засмущался. И что он как дурак с этим кофе
своим? Вон Ольга над ним смеется. Хотя нет. Ольга не смеется. Не над ним то
есть. Она ни над кем никогда не смеется. Она… Улыбается она, вот что!
– Ты молодец, что кофе купил, – сказала Ольга. – Кофе лишним
в хозяйстве не бывает. Ну, раз ты у нас теперь полноправный член клуба – тебе и
карты в руки. Включай кофеварку!
– Я того… Щас включу, туда-обратно… И пить, значит, будем…
Кофе то есть…
Ольга кивнула: само собой. Какое ж утро без кофе?
– А ты красивая сегодня, – выпалил Павлик, заливаясь до ушей
краской. – Как всегда то есть!
И быстро ретировался. Кофеварку включать пошел.
Тетя Маша посмотрела ему вслед, покачала головой:
– Баламут. Одно слово – молодежь! Ох, и молодежь! Ветер в
голове!
– Да что вы, теть Маш! – Ольга снова заулыбалась. – У нас
молодежь замечательная. Такие мастера, как Павлик, – на вес золота.
Тетя Маша повертела в лапище тюбик с мазью. Тюбик в ее руке выглядел
крошечным.
– Оль… Я не могу… Это ж дорого очень, наверно? Я не возьму,
Оль!.. Я лучше по старинке… горчички приложу… сальцем смажу…
– Да вы полгода мажете, теть Маш, а ничего не проходит!
Попробуйте, может, хоть от этого пройдет!
Тетя Маша еще раз взглянула на тюбик, вздохнула и прижала
мазь к груди, точно это какая великая драгоценность, а не аптечная упаковка.
Тете Маше было неловко. Сроду никто ей ничего не покупал – ни когдатошний муж,
отчаливший в неизвестном направлении лет, пожалуй, что тридцать назад, ни сынок
непутевый, ни уж тем более чужие люди. А тут хозяйка, на свои денежки.
– Спасибо тебе, Оль, благодетельница ты наша…
Ольга пожала плечами – вот еще, глупости! Какая она
благодетельница?
– На здоровье, теть Маш.
И быстро пошла к своему кабинетику. Хватит разговоров, пора
за работу.
* * *
Работа не ладилась. Ольга в третий раз пыталась свести дебет
с кредитом. И никак они не сходились. Где она ошиблась? Вроде ведь несколько
раз все проверила… А баланс нужно срочно сдать, кровь из носу. Стас ей
специально утром напомнил: срочно! Спросил: успеешь? И она обещала. И должна,
значит, успеть – ну не может она своего любимого мужа так ужасно подвести.
Ольга снова защелкала на калькуляторе, но в голове были не
цифры, а яркая коробочка с золотым логотипом Кристиана Диора и машина с темными
стеклами, которая вот уже несколько дней катается за ними как привязанная.
Хлопнула дверь. В крошечном закутке перед кабинетом, который
Ольга гордо звала кухней (хотя какая там кухня, чайник да полка с посудой – вот
и все), послышались торопливые шаги. Ольга, не отрываясь от ведомости, позвала:
– Тамара Павловна!
– Ой! – Секретарша нарисовалась в дверях – соломенные
кудряшки, брови домиком, лиловая помада, ручки прижаты к объемистой груди,
задрапированной шифоновыми рюшами. Выражение лица у Тамары Павловны было как у
карманника, пойманного за руку. «И почему она вечно пугается?» – подумала
Ольга.
Она недолюбливала Тамару Павловну, стыдилась этого и
старалась вести себя с секретаршей подчеркнуто сердечно. Но то ли тонко
чувствующая Тамара, несмотря на все Ольгины старания, таки чуяла фальшь, то ли
Ольга была недостаточно искусной актрисой, а некоторая натяжечка в отношениях
все равно присутствовала.
– Ну вот что тебе не нравится? Нормальная ведь женщина, и
работник хороший, – ругала себя Ольга. А поделать ничего не могла. Ну не
нравилась ей Тамара Павловна, вот не нравилась – и все тут. И рюшечки не
нравились, и кудряшки, и лиловая помада, и манера улыбаться сиропно-пресиропно,
широко растягивая жуткие лиловые губы. Улыбается – а глаза холодные. Позовешь –
начинает ойкать, сделает брови домиком, ладошку к сердцу прижмет: «Олечка
Михална, как же вы меня напугали!» Чего, спрашивается, пугаться?
– Тамара Павловна, ну вот что вы все время пугаетесь? –
спросила Ольга.
