– Верно, – подхватила Ася. – А то свихнуться можно, из телевизора сплошной негатив льется. Народ злой ходит, надо при помощи творчества настраиваться на положительный лад. Лично я – за «ладошки» в розовых оттенках. И Ника тоже.
– Предполагаю углы сделать бежевыми, – пробормотала Никитина. – Гуанг объяснял, что оттенок нежного песка привносит в «ладошку» уверенности. А мне ее не хватает.
– Хотите сказать, что, создавая миниатюры, вы меняете собственное настроение? – спросила я.
– В точку, – сказал Вадим.
– Эффект самовнушения, – пояснил Юрий. – Знаешь правило улыбки? Если на душе черно, мир кажется ужасным, а окружающие уродами, начинай улыбаться. Смени унылое выражение лица, насильно растяни уголки рта и держи их в таком состоянии. Через некоторое время поймешь: депрессия отступила. С «ладошками» та же история. Чем гаже на душе, тем радужнее творчество.
Я показала на стол, придвинутый почти вплотную к стулу Чистякова.
– Не знаю, кто тут творит, но, судя по темно-бордовым мазкам, у него не получается справиться со своим мрачным настроением. Ой, какая смешная кисточка – три круглых помпончика… А ручка, похоже, из перламутра.
– Не трогай! – хором закричали Вероника и Юрий.
– Положи на место, – испугалась Ася, – а то Федор разнервничается.
Дверь приоткрылась, в студию влетели две юркие собачки и со всех лап кинулись ко мне.
Я вернула удивительную кисточку в подставку и нагнулась к песикам. Светлая собачка начала повизгивать, черненькая упала на спину и растопырила лапы.
– Что случилось с Фифой и Перлой? – поразилась Ася. – Они даже к Алене так не ласкаются.
– У Степаниды прекрасная аура, – заметил Вадим. – Животные почуяли добрые флюиды.
– Да они просто с ума сходят… – протянула Ника. – Вон чего выделывают. Признайся, Степашечка, ты прячешь в кармане кусок сырой вырезки.
В комнату вошла Аврора. Сегодня она была в узких черных брючках и снежно-белом пуловере.
– Всем добрый день, – поздоровалась она.
– Здравствуй, – после короткой паузы ответил Юрий.
Вадим, Ася и Ника хором произнесли:
– Привет.
Я выпрямилась.
– Добрый день.
Фифа и Перла начали скакать, как безумные. Аврора пошла к столу, на котором лежали чистые листы бумаги.
– Там сядет Степа, – остановила ее Мухина.
– Прикольно… – пропела Рори. – А мне куда?
В зале повисла напряженная тишина.
– Ну… может… тебе лучше… э… заняться… чтением? – нарушил общее молчание Вадим. – Алена попросила Гуанга сегодня проконсультировать гостью.
– А мне куда? – растерянно повторила дочь Козиной.
– Пусть Аврора устраивается где хочет, – сказала я. – Сяду у стены, вон там, на стуле, и просто послушаю педагога. Знаете, у меня нет способнностей к рисованию.
– Отлично! – обрадовалась Рори и живо устроилась за свободным столом.
– Ой, нехорошо, – прошептала Ника. – Рори, тебе лучше уйти.
– Почему? – поинтересовалась младшая Козина.
– Ну… помнишь… что случилось в мае… когда… – забубнила Никитина.
– Не переживай, я давно простила Гуанга, – отмахнулась Аврора. – У китайца случился заскок. С кем не бывает? Вот решила возобновить занятия, раньше времени не хватало. А сегодня выкроила часок, с удовольствием окунусь в творчество.
В зале снова воцарилась напряженная тишина, а я ощутила дискомфорт. Похоже, из-за меня Аврору не хотят допускать к занятиям, количество мест в помещении ограничено.
– Кто трогал мои кисти? – сердито спросил незнакомый голос.
Я обернулась. В зал неслышно вошел худющий парень с длинными волосами, стянутыми в хвост.
Глава 24
– Кто трогал мои кисти? – повторил незнакомец.
– Никто, Феденька, – заискивающе сказала Вероника. – Мы же знаем, что ты терпеть не можешь, если посторонние прикасаются к твоим вещам.
– Кисточка стояла в стакане, а не в дурацкой подставке, – еще сильнее нахмурился Федор. – Я не бросаю кисти где попало. Кто трогал мои кисти? А, и Аврора тут! Ты?
– Конечно, нет, – фыркнула Рори. – Спроси у присутствующих, я только секунду назад сюда вошла.
– Почему она тут? – пошел вразнос Федор. – Черный обруч Хасала налип на виски… Чернота! Грязь! Мрак! Страх! Злость! Тоска!
Парень схватился за голову. Фифа и Перла завыли, потом кинулись ко мне и прижались к ногам.
– Кто говорит про обруч Хасала? – спросил мужчина в темно-синей шелковой пижаме.
Он тоже вошел бесшумно. Наверное, потому, что был босиком.
– Я, учитель, – вдруг спокойно ответил Федор. – Аврора трогала кисть. Не могу теперь писать! Кисть унижена, на ней чужая плохая энергетика.
– Добрый день, Гуанг! – хором произнесли все.
Китаец с непроницаемым лицом приблизился к пюпитру в центре зала.
– Нельзя испытывать большую печаль из-за малой неприятности. Исходящая эмоция должна быть равна входящей. Если у тебя отняли медную копейку, не надо рыдать так, словно лишился лучшего друга. Такое поведение нарушает течение энергии и ослабляет дух. Кисть можно очистить. Я не могу проводить занятие – у нас сегодня душно, в студии плавает облако Цин. Пусть человек, от которого оно исходит, покинет зал, тогда вернется Чан, настроение творчества.
Присутствующие одновременно посмотрели на Аврору. Она сидела с непроницаемым видом.
Китаец вытянул вперед правую руку.
– В воздухе Цин, средоточие потока зла. Каждый должен спросить: не из моей ли души вырываются огненные языки? Будьте честны сами с собой, если ответите «да», уйдите, и мы начнем занятие.
Аврора медленно поднялась.
– Вы почему-то уставились на меня! Полагаете, я принесла Цин? Но это не так. Может, злость идет от других? Давайте по-честному, а? Думаете, я ничего не знаю? Ася, где твой муж? Вероника, куда подевалась Руфина Георгиевна? Юрий, ты забыл про Нину? Вадим, считаешь, что никогда не совершал безобразных поступков? Да у вас у каждого за спиной мешок с тщательно спрятанным дерьмом. И что? От кого исходит Цин?
Никитина вскочила и выбежала в коридор. Мухина изменилась в лице. Чистяков сделал вид, будто не слышит дочь Козиной, но у него резко покраснели уши. Аврора сложила руки на груди.
– Гуанг, может, туча гадости, которая мешает учителю, не моя, а общая проблема?
– Она хватала мои кисти, – голосом капризного мальчика напомнил Федор. – Накажите ее.
– Нет! – отрезала Аврора. – Неправда! Я уважаю неприкосновенность вещей брата, знаю, как она для него важна.
