— Ты только знак дай, сразу рвать их начнем. Весь город
завоняли! И «мусора» нас поддержат. Они этих черножопых еще больше ненавидят.
— Рано пока, — чуть поостыл Шахматист, — пока
не время. Дождемся Женю Чиряева. И тогда раздавим их всех до единого.
Он достал свой мобильный, набрал нужный номер:
— Соедини меня с Тумасовым. С адвокатом, который в
Берлине.
Через минуту мобильный зазвонил.
— Здравствуй, Тумасов, это друг Жени говорит. Галкин
моя фамилия. Передай ему, что Георгий сходку собирал, требовал денег. И Хромой
тоже с ним. Только не забудь передать. Будь здоров.
Закончив разговор, он обратился к помощнику:
— Пусть Женя решает. У него сейчас «крыша» надежная.
Скажет платить, базарить не станем, заплатим. А откажется, всех их будем
мочить.
Как раз в это время Георгий стоял возле инвалидной коляски и
с чувством благодарил Абаскули за поддержку.
— Вы нам всегда помогаете, — говорил Георгий.
— Будь осторожен, — сказал вдруг старик, —
они тебя боятся. А раз боятся, значит, ненавидят. Так что поостерегись!
Москва. 11 мая
Эта ночь явилась для Зиновия Михайловича тяжелым испытанием.
Но он был человеком добросовестным, и уже через час Дронго получил данные на
Арсения Попова, бывшего сотрудника госбезопасности, уволенного из органов более
шести лет назад. Выяснилось, что сначала Попов работал в пятнадцатом отделе
Первого главного управления КГБ, занимавшегося архивами разведки, и лишь потом
его перевели в четвертый отдел, специализирующийся на странах Европы, где
говорят на немецком.
Немецкий он знал хорошо и немного говорил по-английски. Жил
Попов в Астраханском переулке, куда и отправилась группа Романенко. Всеволод
Борисович на всякий случай вызвал подкрепление. Когда подъезжали к дому,
Романенко обратился к Дронго:
— Опять собираетесь экспериментировать? Учтите, это не
брачный аферист, а бывший сотрудник КГБ. Он вполне может применить оружие. Он
не ребенок и понимает, какое на него повесят обвинение. Как минимум на его
совести убийство Труфилова. Хатылев сообщил ему, где и в какое время будет
находиться Труфилов, и он передал эти сведения убийце. А поскольку он связан с
убийцами и с компанией Чиряева, должен понимать, чем ему грозит арест. Даже в
тюрьме он не сможет чувствовать себя в безопасности.
— Возможно, — задумчиво произнес Дронго, глядя в
окно. Сидевшая рядом Галина все время молчала. Ей было не до разговоров.
Романенко не отправил ее домой, понимая, в каком она состоянии. Лицо у нее
распухло, но Романенко из деликатности сделал вид, что ничего не заметил.
— Вас что-то беспокоит? — спросил Всеволод
Борисович. Он видел, что Дронго о чем-то напряженно думает.
— Честно говоря, да, — ответил Дронго. —
Попов не был аналитиком и не входил в группы оперативного планирования. Никогда
не работал в управлении «Р», ведавшем оперативным планированием и анализом
конкретных ситуаций. Он занимался архивами в пятнадцатом, а потом в четвертом
отделе. Конечно, он офицер КГБ и специалист, но для разработки операции такого
масштаба, какую они провели с Хатылевым, нужен был стратег.
Специалист-аналитик. Как минимум, хорошо разбирающийся в психологии людей и
умеющий планировать тайные операции. Я уже не говорю об их оперативности. В
максимально сжатые сроки подготовили убийство Труфилова, сообщили Бергману о
согласии Ахметова давать показания. Здесь чувствуется рука
специалиста-профессионала. Судя по биографии, которую мне передал Зиновий
Михайлович, Попов не мог быть организатором. В лучшем случае, связным.
— Думаете, есть кто-то еще?
— Убежден. Операция тщательно продумана и проведена
блестяще, как и операция с Труфиловым. Тогда полковник Кочиевский отправил в
командировку тяжелобольного Вейдеманиса, который уже не мог, да и не хотел
скрываться. Он искал Труфилова, а за ним по пятам шли убийцы, люди Кочиевского.
— Но Кочиевский погиб. Гарибян был на его
похоронах, — напомнил Романенко.
— Значит, есть другой, такой же профессионал, как
Кочиевский, — сказал Дронго, — способный так же нестандартно мыслить
и планировать операции. Попов связной, своего рода передаточное звено. Обратите
внимание, работает та же схема. Во главе операции стоит бывший офицер КГБ,
обладающий определенными навыками, а поддерживают его профессиональные киллеры,
которые действуют достаточно оперативно. Такое впечатление, что Кочиевского
заменил его талантливый ученик.
— Арестуем Попова и все узнаем, — заявил
Романенко.
— Если мои предположения верны, можем опоздать. Кто-то,
пока неизвестный нам, наверняка просчитает все наши ходы и поймет, зачем нам
понадобилось, чтобы Бергман вечером появился в тюрьме.
— Может, поговорить с Давидом Самуиловичем? —
вмешался тут Савин. — Объяснить ситуацию?
Романенко покачал головой. Он знал, что Бергман, опытный
адвокат, не станет ничего говорить.
— Пустая затея, — сказал Дронго, словно угадав
мысли Романенко, — получить информацию от него не удастся. К тому же он
может и не знать, кто планировал все эти операции. Но он обязательно сообщит
тем, кто направил его в тюрьму, что Ахметов вовсе не собирался давать
показания, что это самая настоящая утка.
— Какой зловещий симбиоз, — сказал
Романенко, — с одной стороны, офицеры военной разведки и КГБ, с другой —
уголовники. Быстро же они снюхались.
— Они снюхались еще в начале девяностых, — мрачно
заметил Дронго, — когда начались криминальные разборки в городе. Уже тогда
стало ясно, что в стране идет не просто бандитская война, а война за передел
собственности, и криминальные авторитеты имеют покровителей среди
государственных чиновников и бизнесменов. В свою очередь, у каждого крупного
бизнесмена была своя «крыша» — определенная группа видных политиков.
Новоиспеченные миллиардеры не получили бы и десятой доли реальных доходов без
помощи политиков. Все покрывали всех. Именно это явилось причиной ожесточенной
борьбы за передел собственности. К середине девяностых ситуация
стабилизировалась. А после августовского кризиса, когда рухнули многие
коммерческие структуры и к управлению страной пришли другие люди, заменившие
бесстыдных воров, откровенно грабивших государство, пришлось начинать все
сначала.
— Если бы ваши слова услышали наши левые, они избрали
бы вас депутатом, — добродушно заметил Романенко.
— Я аналитик и привык опираться на конкретные
факты, — заметил Дронго, — поэтому могу сделать некоторые выводы. Мировая
история еще не знала таких правителей, какие были в России в начале и середине
девяностых. Ни одно правительство в мире, не считая захватчиков и варваров, не
грабило так бессовестно свой народ, не обманывало так беззастенчиво собственных
граждан. С уголовной шпаной можно было разобраться за полгода. Но циничным
расхитителям, оказавшимся на вершине государственной власти, никто не сумел
противостоять. Ни левая оппозиция, ни правоохранительные органы, ни СМИ. Под
этот узаконенный грабеж, приведший к развалу государства, была подведена
идеологическая база, называемая либеральными реформами. Чем это закончилось, вы
знаете не хуже меня.
