— Почему не хочется, — он сел напротив нее, —
я всегда помню, чем занимаюсь. У меня слишком много врагов, и они постараются
найти мое незащищенное место, чтобы нанести удар. И этим местом может оказаться
тот, кто мне дорог. Именно поэтому я не могу жить рядом с близким человеком, на
которого мои недруги могут обрушить свою ненависть. К тому же моя работа
требует одиночества. Я не могу отвлекаться на бытовые проблемы.
— Но ты состоятельный человек, — возразила
она, — и тебе не обязательно самому заниматься домашним хозяйством.
— Я человек не только состоятельный, но и
ответственный, — сказал Дронго. — Семья требует времени, я к этому не
готов. Да и характер у меня сложный, женщине было бы нелегко со мной.
— Это как сказать, — возразила Галина.
Он поднялся, чтобы налить чай, и когда пододвинул ей чашку,
Галина тихо произнесла:
— Спасибо. Не знаю, что бы я сегодня без тебя делала.
— Я причинил тебе боль, — вздохнул Дронго. —
Думаешь, мне было приятно узнать, что утечка произошла по твоей вине. Даже по
дороге к тебе я все еще не верил в случившееся. Они провели, можно сказать,
ювелирную операцию. Подло сыграли на твоих чувствах.
— Я не девчонка, — резко сказала она, — могла
бы догадаться, что никакой он не писатель. А вместо этого выложила ему все. И
про Труфилова, и про Ахметова. Из-за меня погибли сотрудник ФСБ и Труфилов.
Меня все равно отстранят от работы. И правильно сделают.
— Романенко на это не пойдет, — возразил
Дронго, — он понимает, что тебя использовали. Твоей вины тут нет. Почти
нет.
— Вот именно, что почти, — сказала она с
горечью. — Из-за этой гниды погибли двое. Так что нечего меня оправдывать.
Кроме того, такие вопросы не в компетенции Всеволода Борисовича. У меня есть
свое начальство. Напрасно ты разрядил пистолет. Меня не только отстранят от
работы в группе Романенко, но еще и возбудят уголовное дело.
— Не говори глупостей, — нахмурился Дронго. —
Кстати, лицо у тебя уже в полном порядке, — соврал он.
— Ты сильно ударил, честно говоря, не ожидала, что ты
можешь дать пощечину женщине.
— Я сам не ожидал, — признался Дронго, — но
мне не понравилось твое состояние.
— Верни мне оружие, — попросила она.
— Опять за свое? — нахмурился Дронго. — Мы,
кажется, договорились.
— Это табельное оружие, — напомнила Галина, —
или ты собираешься постоянно охранять меня от самой себя?
— Пойми, в жизни всякое бывает.
— Из-за меня погибли люди, — упрямо твердила
Галина.
— Думаешь, у меня не было в жизни подобных
случаев? — спросил Дронго. — Когда я только начинал, меня включили в
оперативную группу экспертов ООН, работавшую с Интерполом. Я тогда прилетел в
Нью-Йорк. Мы знали, что за нами будет охотиться наемный убийца, знаменитый Алан
Дершовиц. И вместо меня оставили в отеле очень похожего на меня парня. Отель
охраняли со всех сторон. Но Дершовиц сумел нас перехитрить и убил моего
двойника. Я до сих пор считаю себя виноватым в его смерти. Хочешь, расскажу,
что было потом?
— Что было потом? — отозвалась она.
— Я нашел Дершовица в Румынии и убил. Отомстил за
своего двойника. Иначе не смог бы спокойно жить и ходить по этой земле.
— Думаешь, мне нужно было убить Хатылева?
— Конечно, нет. Кто он такой? Жалкий исполнитель. Он
просто сыграл порученную ему роль. Не он главное действующее лицо, а тот, кто
поручил Хатылеву эту роль, кто сделал Попова своим связным и «заказал»
Труфилова. Вот для него пули не жалко. Впрочем, я предпочел бы взять его живым.
Она долго молчала. Потом снова попросила:
— Отдай мне оружие.
Он достал из кармана пистолет и протянул женщине. Она взяла
его и, взглянув на Дронго, положила на стол.
— Странный ты человек, — призналась Галина, —
тебя, наверно, женщины любят.
— Не знаю.
— Любят, — уверенно сказала она. — Ты мне
тоже сразу понравился. В тебе есть мужское достоинство, которое сразу
чувствуешь в мужиках. Оно либо есть, либо его нет. В Романе Хатылеве была
какая-то мягкость, податливость. Я не любила его, скорее жалела. Его девочек,
чьи фотографии он мне показывал, умершую жену. Да, я жалела его. Но не любила.
Не могла полюбить. Помнишь, я пыталась тебе объяснить, но ты не понял меня. То
ли не смог, то ли не захотел.
— Значит, я тоже виноват.
— Нет. Только не ты. Скорее я сама загнала себя в такую
ситуацию. Соскучилась по любви. Рядом одни мужики, но все замороченные своими
проблемами и делами. Они и женщину-то во мне не видят, только товарища по
работе. А я женщина. Баба она и есть баба при всех обстоятельствах. Вот я и
сорвалась. Они все правильно рассчитали.
— Хватит заниматься самоедством, — сурово сказал
Дронго. — Иди спать в библиотеку. Я все равно не засну. Буду работать.
— Может, я помогу?
— Нет. Мне нужно побыть одному. Так легче думается.
Именно поэтому я и живу один. Иди спать, уже пятый час утра.
— Я тоже не смогу уснуть, — сказала она,
поднявшись.
Дронго уже сидел за компьютером, считывая переданную
Зиновием Михайловичем информацию, когда Галина вошла в кабинет.
— Извини, — сказала она нерешительно, — можно
я посижу с тобой. Мне одной тяжело.
— Конечно можно, — он продолжал работать, чувствуя
на себе ее взгляд. Примерно через полчаса она встала.
— Извини, я пойду, постараюсь уснуть среди твоих книг.
Сегодня твой дом пристанище для несчастных женщин.
— Спокойной ночи! — Он посмотрел на нее.
— Знаешь, — сказала она, уже стоя в дверях, —
тебе обязательно нужно жениться. У тебя будут красивые дети. Только найди себе
настоящего друга.
Галина вышла, а он откинулся в кресле и вспомнил Джил.
Интересно, где она сейчас? В Италии, в Англии? Как далеко они друг от друга. Он
не хотел признаваться себе, что желает только одного: бросить все дела и
улететь к Джил. Услышать ее голос, увидеть ее улыбку, прикоснуться к ее
прохладной коже. Он вздохнул и продолжил работать.
Берлин. 11 мая
В девять часов утра, как только открылась тюрьма и были
разрешены встречи с адвокатами, к нему приехал Тумасов. Настроение у Чиряева
было приподнятое: он надеялся, что завтра его освободят. Адвокат хмуро кивнул
ему и сел напротив.
— Ты что такой мрачный? — спросил Чиряев. —
Что-нибудь случилось?
— Не знаю даже, как тебе сказать, — он отвел
глаза.
— Говори все как есть, — бросил Чиряев, — не
виляй, как нашкодивший кот. Что стряслось?
— У нас неприятности, — сказал адвокат.