— Ну и подонок, — поморщился Романенко.
— Когда именно это произошло?
— Ночью. Она сказала, что он летит утром в Берлин, и я
сразу позвонил Попову.
— А насчет показаний Ахметова?
— Вы же все это знаете. Я приехал к ней, и она мне
сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания. Сообщить об этом
Попову из ее квартиры я не мог и поспешил уйти, чтобы позвонить ему по
мобильному.
— В котором часу это было?
— В половине восьмого. Или около восьми, точно не
помню.
— Теперь последний вопрос, — сказал Дронго,
взглянув на Романенко.
— У нас еще есть время, — кивнул Всеволод
Борисович.
— Скажите, Хатылев, вы хоть понимаете, какой вы
мерзавец?
Хатылев вздрогнул, но ничего не ответил. Только опустил
голову.
— Уведите, — крикнул конвоиру Романенко.
Когда Хатылева увели, Дронго обратился к Романенко.
— Нет сомнений, операцию разрабатывал не Попов. Он был
только связным. Кто-то очень умный стоит за всем этим. Это он «заказал»
Труфилова, он вычислил провал Хатылева и убрал Попова руками того же убийцы.
Дверь открылась, и конвоир ввел второго задержанного —
Константина Шулякова. Водителя. Тот в нерешительности остановился у дверей.
— Садитесь, — сказал Романенко.
Водитель опустился на стул, переводя взгляд с Дронго на
Романенко. Проведя ночь в камере, он выглядел жалким и насмерть перепуганным.
Боялся, что его убьют, и глаз не сомкнул, ожидая нападения.
От Дронго это не ускользнуло, и он сказал:
— У нас мало времени, расскажите все, как было.
— Я уже рассказывал, — дернулся Шуляков, —
добавить мне нечего.
— Вы соврали, — сказал Дронго, — говорили,
что все время сидели в машине и лишь потом поднялись наверх. Но я думаю, что
это не совсем так. Ведь это вы позвонили в квартиру, заставив хозяйку открыть
дверь. Потом спустились вниз и не знали, что там случилось, пока снова не
поднялись в квартиру. Но поднялись вы не просто так, как утверждаете, а потому,
что заметили убийц и заподозрили неладное. Вы сказали, что открыли дверь,
увидели убитого Очеретина и взяли его мобильный. Просто так. Я вам не верю.
— Откуда вы все знаете? — с ужасом спросил
водитель.
— Догадался, — поморщился Дронго.
— Я вошел и взял его мобильный, — прошептал Костя.
— В такой момент человек меньше всего думает о
телефоне, — возразил Дронго, — вы впервые в жизни увидели человека,
убитого с такой жестокостью. Это вас видела соседка на лестничной площадке,
когда вам стало плохо. И в таком состоянии вы взяли мобильный телефон? Ни за
что не поверю.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Шуляков с
несчастным видом.
— Правду. Зачем вы вошли в квартиру? Вам ведь хозяйка
не разрешала входить без вызова. Но вы вошли и взяли мобильный телефон,
несмотря на то, что там был убитый. Отсюда вывод: телефон в этот момент
позвонил. Я прав?
— Да, — выдохнул Костя, — позвонил. И я
открыл дверь.
Романенко не мог сдержать восхищенного восклицания. Его
поражала проницательность Дронго, способного превращать второстепенные детали в
неопровержимые аргументы.
— Кто звонил Очеретину? — спросил Дронго.
Водитель опустил голову. Он боялся назвать имя.
— Кто ему звонил, я спрашиваю? Отвечай! — Дронго
перешел с задержанным на «ты».
— Шпицын, — выдавил водитель. — Анатолий
Шпицын.
— И что сказал?
— Спросил, что случилось.
— Он знал, что случилось? — быстро переспросил
Дронго.
— Кажется, знал. В общем, он все знал, — признался
водитель.
— Ты видел людей, которые вошли в дом?
— Видел. На них была форма представителей фирмы,
торгующей питьевой водой. Они пробыли в квартире недолго, и, как только ушли, я
поднялся.
— Времени много прошло?
— Не понял, — поднял голову Шуляков.
— Я спрашиваю, ты поднялся в квартиру сразу после ухода
этих людей или немного погодя?
— Где-то через полчаса.
— Значит, через полчаса после убийства Шпицын позвонил
и поинтересовался, что произошло? Правильно?
— Да, — ответил водитель и жалобным тоном спросил:
— Когда меня отпустят, ведь я ни в чем не виноват.
— Если не считать, что ты помог мерзавцам войти в дом
несчастной женщины, — заметил Романенко.
— У меня нет больше вопросов, — Дронго
поднялся. — Послушай, парень, — обратился он к Шулякову, —
подумай о своей жизни. Может, тебе повезет и суд вынесет достаточно мягкий
приговор, учитывая, что женщина осталась жива, а подонки, которые ее
изнасиловали, убиты. Подумай о своем будущем. Прощай.
Когда Шулякова увели, Дронго сказал Романенко:
— Вы только представьте, как они работают. Шпицын узнал
о случившемся, едва убийцы покинули дом. Такое впечатление, что неизвестный нам
преступник всемогущ.
— Что вы намерены делать?
— Вы ведь собирались отпустить хозяина квартиры, —
напомнил Дронго, — а для этого необходимо найти Вадима.
— Погодите, — сказал Романенко, — что же я
скажу Рогову? Какие он должен дать показания в немецком суде?
— А что вы можете ему сказать? — пожал плечами
Дронго. — Ведь у вас нет убедительных доказательств. Чиряева не выдадут
России. Думаю, вы это понимаете.
— И вы так спокойно об этом говорите? — Романенко
поднялся.
— Абсолютно спокойно. Для нас это даже лучше. Ведь в
этом случае ему придется найти три миллиона долларов за каких-то три дня. В
настоящий момент меня интересует только один человек, тот, что планирует все
операции и осуществляет связь между чиновниками и уголовниками. Тот, который
умудрился связаться со мной через Интернет.
— Вы не думаете, что это кто-то из ваших
знакомых? — спросил Всеволод Борисович.
— Я в этом убежден, — ответил Дронго.
Берлин. 12 мая
Заседание суда началось, как обычно, с формальной процедуры
опроса. Чиряев, сидевший на скамье подсудимых, то и дело с тревогой поглядывал
в сторону Рогова. На заседании суда, кроме Тумасова, присутствовал немецкий
адвокат, а также переводчик.
Двое из троих судей были женщины. Они с явным сочувствием
смотрели на Чиряева, когда Тумасов рассказывал о его тяжелой жизни, о детстве,
проведенном в колониях для малолетних, о безвременно умершем отце. Он, разумеется,
умолчал о том, что отец подзащитного имел четыре судимости и погиб в колонии,
что сам Чиряев еще подростком был осужден за грабеж. Вообще о преступлениях
подзащитного адвокат говорил мимоходом.
