Книга Моя кузина Рейчел, страница 30. Автор книги Дафна дю Морье

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Моя кузина Рейчел»

Cтраница 30

Смотрите внимательно, что я буду делать. Я вас не подведу.

К дому подкатил экипаж. Веллингтон, в вычищенной шляпе с кокардой, надулся от важности, как зобатый голубь. Грум сидел от него по правую руку.

Сиком — в накрахмаленном галстуке, в воскресном сюртуке — стоял у главного входа с не менее величественным видом. Такие события случаются раз в жизни.

Я помог кузине Рейчел войти в экипаж и сел рядом. На ней была темная накидка, лицо скрывала вуаль, спадавшая со шляпки.

— Люди захотят увидеть ваше лицо, — сказал я.

— Что ж, им придется остаться при своем желании.

— Вы не понимаете, — сказал я. — В их жизни не случалось ничего подобного. Вот уже почти тридцать лет. Старики, пожалуй, еще помнят мою тетушку и мою мать, но на памяти тех, кто помоложе, ни одна миссис Эшли не приезжала в церковь. Кроме того, вы должны просветить их невежество. Им приятно, что вы приехали из заморских краев. Откуда им знать, что итальянцы не чернокожие!

— Прошу вас, успокойтесь, — прошептала она. — Судя по спине Веллингтона, на козлах слышно все, что вы говорите.

— Не успокоюсь, — настаивал я, — дело очень серьезное. Я знаю, как быстро распространяются слухи. Вся округа усядется за воскресный обед, качая головой и говоря, что миссис Эшли — негритянка.

— Я подниму вуаль в церкви, и ни минутой раньше, — сказала она. — Когда опущусь на колени. Пусть тогда смотрят, если им так хочется, но, право, им не следовало бы этого делать. Они должны смотреть в молитвенник.

— Наше место отгорожено высокой скамьей с занавесями, — объяснил я.

— Когда вы опуститесь на колени, вас никто не увидит. Можете играть в шарики, если хотите. Ребенком я так и делал.

— Ваше детство! — сказала она. — Не говорите о нем. Я знаю его во всех подробностях. Как Эмброз рассчитал вашу няньку, когда вам было три года. Как он вынул вас из юбочки и засунул в штаны. Каким чудовищным способом он обучил вас алфавиту. Меня ничуть не удивляет, что в церкви вы играли в шарики. Странно, что вы не вытворяли чего-нибудь похуже.

— Однажды натворил, — сказал я. — Принес в кармане белых мышей и пустил их бегать по полу. Они вскарабкались по юбке одной старой дамы с соседней скамьи. С ней случилась истерика, и ее пришлось вывести.

— Эмброз вас за это не высек?

— О нет! Он-то и выпустил мышей на пол.

Кузина Рейчел показала на спину Веллингтона. Его плечи напряглись, уши покраснели.

— Сегодня вы будете вести себя прилично, или я выйду из церкви, — сказала она.

— Тогда все решат, что у вас истерика, — сказал я, — и крестный с Луизой бросятся вам на помощь. О Господи…

Я не закончил фразы и в ужасе хлопнул рукой по колену.

— В чем дело?

— Я только сейчас вспомнил, что обещал приехать вчера в Пелин повидаться с Луизой. Совсем забыл об этом. Она, наверное, прождала меня целый день.

— Не слишком любезно с вашей стороны, — сказала кузина Рейчел. — Надеюсь, она вас как следует отчитает.

— Я во всем обвиню вас, — сказал я, — и это будет сущей правдой.

Скажу, что вы потребовали показать вам Бартонские земли.

— Я бы не просила вас об этом, — заметила она, — если бы знала, что вам надо быть в другом месте. Почему вы мне ничего не сказали?

— Потому что я совсем забыл.

— На месте Луизы, — сказала она, — я бы обиделась. Для женщины худшего объяснения не придумаешь.

— Луиза не женщина, — сказал я. — Она моложе меня, и я знаю ее с тех пор, когда она бегала в детской юбочке.

— Это не оправдание. Как бы то ни было, у нее есть самолюбие.

— Ничего страшного, она скоро отойдет. За обедом мы будем сидеть рядом, и я скажу ей, как хорошо она расставила цветы.

— Какие цветы?

— Цветы в доме. Цветы в вашем будуаре, в спальне. Она специально приезжала расставить их.

— Как трогательно.

— Она полагала, что Сиком не справится с этим.

— Я ее понимаю. Она проявила тонкость чувств и большой вкус. Особенно мне понравилась ваза на камине в будуаре и осенние крокусы у окна.

— А разве на камине была ваза? — спросил я. — И у окна тоже? Я не заметил ни ту, ни другую. Но я все равно похвалю ее. Надеюсь, она не попросит описать их.

Я взглянул на кузину Рейчел, рассмеялся и увидел, что ее глаза улыбаются мне сквозь вуаль. Но она покачала головой.

Мы спустились по крутому склону холма, свернули на дорогу и, въехав в деревню, приближались к церкви. Как я и думал, у ограды стояло довольно много народу. Я знал большинство собравшихся, но там были и те, кто пришел только из любопытства. Когда экипаж остановился у ворот и мы вышли, среди прихожан началась небольшая давка. Я снял шляпу и подал кузине Рейчел руку.

Мне не раз доводилось видеть, как крестный подает руку Луизе. Мы пошли по дорожке к паперти. Все взгляды были устремлены на нас. До самой последней минуты я ожидал, что в столь непривычной роли буду чувствовать себя дураком, но вышло совсем наоборот. Я испытывал уверенность, гордость и какое-то непонятное удовольствие. Я пристально смотрел прямо перед собой, не глядя ни вправо, ни влево, и при нашем приближении мужчины снимали шляпы, а женщины приседали в реверансе. Я не помнил, чтобы они хоть раз так же приветствовали меня, когда я приезжал один. В конце концов, для них это было целое событие.

Когда мы входили в церковь, звонили колокола, и все, кто уже сидел на своих местах, оборачивались посмотреть на нас. Скрипели сапоги мужчин, шуршали юбки женщин. Направляясь через придел к нашему месту, мы прошли мимо скамьи Кендаллов. Краешком глаза я взглянул на крестного: он сидел с задумчивым лицом, нахмурив густые брови. Его, несомненно, занимал вопрос, как я вел себя последние двое суток. Хорошее воспитание не позволяло ему смотреть ни на меня, ни на мою спутницу. Луиза сидела рядом с отцом, чопорная, прямая как струна. По ее надменному виду я понял, что все-таки оскорбил ее. Но когда я отступил на шаг, чтобы пропустить кузину Рейчел вперед, любопытство взяло свое. Луиза подняла глаза и уставилась на мою гостью, затем поймала мой взгляд и вопросительно вскинула брови. Я притворился, будто ничего не заметил, и закрыл за собой дверцу. Прихожане склонились в молитве. Непривычно было ощущать рядом присутствие женщины.

Память перенесла меня в детство, в те дни, когда Эмброз стал брать меня в церковь и мне приходилось стоять на табурете и смотреть поверх спинки передней скамьи. Следуя примеру Эмброза, я держал в руках молитвенник — часто вверх ногами — и, когда наступало время произносить слова ответствия, как эхо, повторял его бормотание, нисколько не задумываясь над смыслом. Став повыше ростом, я всегда отдергивал занавеси и разглядывал собравшихся в церкви, наблюдал за пастором и мальчиками-хористами, а еще позже, приезжая из Харроу на каникулы, поглядывал на Эмброза, который, если проповедь затягивалась, дремал, скрестив руки на груди. Теперь, когда я вступил в пору зрелости, церковь стала для меня местом размышлений. Но — и я с сожалением признаюсь в этом — размышлений не над моими слабостями и недостатками, а над планами на ближайшую неделю, над тем, что надо сделать на полях или в лесу, что надо сказать племяннику Сикома, какие распоряжения я забыл отдать Тамлину. Я сидел на нашей скамье в полном одиночестве, замкнувшись в себе; ничто не нарушало течения моих мыслей, никто не претендовал на мое внимание.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация