– Свадьба всегда свадьба, – улыбнулся менеджер, –
их и в кризис не отменяют. Просто нужно честно относиться к своим обязанностям,
чтобы потом люди не отравились.
– Бывают и такие случаи?
– Я вам ничего не говорил. Каждый работает так, как
подсказывает ему его совесть.
– Согласен. Можно от вас позвонить?
– Звоните, – согласился менеджер-философ. Он поднялся и
тактично вышел из своего кабинета.
Дронго набрал по городскому телефону номер приемной
генерала. Он понимал, что его могут не сразу соединить. А звонить на мобильный
он не хотел. Ему ответила девушка-секретарь.
– Я хотел бы поговорить с генералом. – Дронго не стал
называть его по имени.
– Вы, наверно, ошиблись? – удивилась девушка. –
Сейчас обеденный перерыв. И вы звоните по обычному телефону и хотите
заместителя министра? Кто вы такой?
– Извините, я, кажется, ошибся.
Он положил трубку. Достал мобильный телефон и набрал нужный
номер.
– Ты мог бы позвонить и раньше, – услышал он знакомый
голос генерала.
– Я был вместе с нашим другом у министра культуры.
– По телевизору уже показывают в новостях. Что-то я тебя там
не видел.
– Я стоял в коридоре с англичанином.
– Я так и думал. Говорят, что вы вдвоем спасли нашего друга?
– Нет, его спас англичанин. Я всего лишь спасал переводчика.
Этого молодого оболтуса, который так глупо подставился. Но я видел его рану,
там нет ничего опасного, хотя все передают, что он тяжело ранен.
– Журналистам хочется сенсации. Если можно, они бы сами
добили переводчика, чтобы получить хотя бы один труп. А легкая рана по
касательной переводчика их явно не устраивает.
– А вас?
– И нас не устраивает. Если бы не эти глупые репортажи,
Рагим Велиев не появился бы там с обрезом в руках. Он живет по соседству,
увидел репортаж про вероотступника и неверного режиссера, который приехал к нам
в город. Вспомнил, что слышал о нем в Ардебиле. Взял обрез и пошел убивать. И
никакого заговора нет. Мы его, конечно, будем потрошить по полной программе,
но, судя по всему, это просто свихнувшийся от нашего телевидения человек.
– Телевидение может довести человека до идиотизма, –
согласился Дронго, – особенно если веришь всему сказанному. Ты будешь на
открытии?
– Обязательно. И вообще есть точка зрения, что нашему другу
лучше отсюда уехать завтра, а не послезавтра.
– Завтра ему вручают почетный диплом.
– Не вручают. Решили с этим немного подождать, чтобы не
раздражать наших южных соседей. Вручат в следующий приезд.
– Будет скандал. Он так ждет этого почетного диплома.
– Не будет. В университете искусств сегодня официально
начался ремонт. Там уже работают рабочие. Зал закрыт, и нет никакой возможности
проводить там какие-либо мероприятия. Так получилось, у них аварийное здание.
– Изумительная отговорка. Начали ремонт в субботу. Хорошо,
что он никогда у нас не жил и может в это поверить. А почему нельзя вручать
почетный диплом в другом месте?
– Ректор неожиданно заболел. У него грипп. Его заместитель
улетел в срочную командировку. Другой проректор должен быть на конференции в
Нахичевани...
– В воскресенье? – иронично уточнил Дронго.
– Представь себе. Конференция проводится в воскресенье.
Остается только третий проректор по хозяйственной части. А ему нельзя вручать
почетный диплом такому известному режиссеру, как Мовсани.
– Может, ему действительно лучше завтра уехать?
– Он может не успеть. Самолет в Лондон уходит в семь часов
утра. Сегодня банкет, потом у него будет интервью с этой дамочкой. Она может
остаться в его номере немного больше, чем требуется для обычного интервью. И
вообще задержаться до утра. Как видишь, мы все знаем.
– Кто эта женщина? Я встречался с ней в Италии, но ничего
про нее не знаю.
– Сада Анвар. Раньше была по мужу Сада Сейфи, после развода
взяла фамилию своей матери. Стала Сада Анвар. Работает на несколько английских
изданий. Не отличается разборчивостью в связях. Среди ее знакомых есть торговцы
наркотиками и разного рода контрабандисты. В Сербию ее не пускают уже давно.
Сейчас принято решение не пускать ее и в Македонию. Но, похоже, это ее не очень
пугает. Ты знаком с ней близко или очень близко?
– Близко – это значит, что я с ней до этого общался, а очень
близко – это значит, что я с ней спал. Ни то и ни другое. А второй журналист?
Питер Зегер? На него есть что-нибудь?
– Близок к леворадикалам. Раньше поддерживал зеленых, но
когда они вошли в правительство Шредера, вышел из партии. Считает себя
убежденным анархистом и радикалом.
– Может, его не пускать сегодня к Мовсани? Устроить ремонт в
отеле или отправить Зегера в Нахичевань на другую конференцию, – предложил
Дронго, не скрывая иронии.
– Тебе не говорили, что ты становишься злым и
раздражительным?
– Говорили. Я превращаюсь в мизантропа. Раньше думал, что
люди становятся лучше, а теперь понял, что они не меняются. К большому
сожалению.
– Ты повторяешься. Ты об этом уже говорил.
– Тем более. Что будет с Мовсани?
– Ничего не будет. Пусть ужинает на банкете и встречается с
этой боснийской журналисткой. Если я все правильно понимаю, у нее к нему тоже
определенный интерес. Есть такие «дрянные девчонки», которые получают хорошее
интервью только через постель. Зачем его беспокоить? Завтра под нашим
наблюдением ему покажут город, свозят в храм огнепоклонников. А послезавтра он
спокойно улетит. Вот и все. Ты можешь не нервничать, мы теперь его будем плотно
опекать.
– А раньше опекали неплотно?
– Не нужно ловить меня за язык. Раньше мы его тоже опекали.
Никто не мог предположить, что появится этот бывший охотник с обрезом. Если бы
твой англичанин был нормальным профессионалом, он бы просто пристрелил Велиева
без всяких проблем. И всем было бы хорошо.
– Именно потому, что он профессионал, он не стал стрелять.
Понял, что нападавший явно не успеет перезарядить оружие. Толкнул Мовсани, сам
упал сверху, достал оружие. И подождал, пока Велиев начнет перезаряжать оружие
и к нему бросятся наши «плотные наблюдатели».
– Значит, молодец. И ты тоже молодец, если сумел убрать
из-под обстрела этого парня-переводчика. Он обязан тебе жизнью. У тебя есть еще
вопросы?
– Все понятно. Спасибо.
– Будь здоров.
Дронго убрал телефон в карман, вышел в холл отеля. Менеджера
нигде не было. Очевидно, он отправился проверять ресторан. Часы показывали
половину третьего. Если ничего не изменится, то в три часа приедет журналист с
телеканала. Кажется, Мовсани сказал, что это будет Мир-Шаин, местная
знаменитость, человек, который проводил интервью с большинством политиков и
гостей, прибывающих в страну. Мир-Шаин настоящий профессионал и наверняка
попытается вытянуть из Мовсани какие-нибудь признания или сенсационные откровения.
Если бы разговор шел на английском через переводчика, то у этого режиссера еще
был бы какой нибудь шанс укрыться за неточным переводом. Но если они начнут
говорить по-азербайджански, то Мир-Шаин просто раздавит Мовсани, втянет его в
дискуссию о политике Ирана и Великобритании, о свободе творчества, о праве на
самовыражение.
