– Так я и думал. Вы явно занимаетесь его безопасностью. Мне
нужно было сразу догадаться. Я собирался обсудить с ним возможный проект
совместного фильма. Некоторые из наших друзей обосновались в Великобритании,
как вам известно. И они собираются финансировать фильм, который будет снимать
Мовсани.
– Зачем им это нужно?
– А зачем они покупают футбольные клубы или дворцы бывших
королей? Думаете, для забавы? Они ведь бизнесмены и не любят выбрасывать деньги
куда попало. Это очень хорошие инвестиции. Если вы владелец популярного
английского футбольного клуба, то перед вами открыты практически все двери.
Если вы приобрели дом бывшего принца или герцога, который давно пора снести, но
который вы бережно отреставрировали и привели в порядок, значит, вы настоящий
джентльмен и с вами можно иметь дело. И наконец, если вы финансируете фильм
мусульманина, приговоренного к смерти в своей стране, значит, вы человек
демократических убеждений, поднявшийся выше национальных и религиозных
предрассудков.
– По-моему, довольно цинично.
– Цинично, – согласился Нахимсон, – но таковы
правила игры. На Западе все известные нувориши финансируют благотворительные
проекты по спасению больных раком, СПИДом, полиомиелитом, даже болезнью Дауна.
Да чем угодно. Не думаю, что они все такие благородные и мягкосердечные люди. В
большом бизнесе мягкосердечные просто не выживают, а благородные сразу
прогорают. Возможно, некоторым из них и нравится подобная деятельность, но для
большинства людей это тоже вполне реальные инвестиции. В благотворительность.
– В этом я как раз не сомневаюсь. Когда Вексельберг покупал
яйца Фаберже, я думаю, что он руководствовался практической выгодой, а не
любовью к наследию петербургского ювелира. Когда Алишер Усманов выкупал
советские мультфильмы, проданные в Голливуд, он тоже делал это не из-за того,
что он такой мультоман. Но поступки благородные, и их траты вполне оправданны.
– Теперь поняли, почему мне нужен Мовсани? Он должен
встречать меня стоя, ведь я могу предложить ему деньги на новый фильм. А
достать сейчас деньги очень непросто. Даже великий Вуди Аллен не сумел достать
деньги в Америке и был вынужден снимать свой новый фильм в Барселоне, на деньги
испанских олигархов.
– Вы меня убедили, – кивнул Дронго, – только
сегодня у вас ничего не получится. У него сразу два интервью, а потом он поедет
на открытие фестиваля. Лучше поговорите с ним на банкете. Я вас познакомлю.
– Очень любезно с вашей стороны, – обрадовался
Нахимсон. – Я буду на сегодняшнем банкете. Кажется, он будет в ресторане
развлекательного центра?
– Да, там и увидимся. – Дронго повернулся, чтобы уйти,
и едва не столкнулся с Садой Анвар. Она была в темном брючном костюме, под цвет
ему обуви и с черной сумочкой. Увидев Дронго, она улыбнулась.
– Вы уже спасли нашего друга, – насмешливо сказала она,
показывая свои ровные зубы. Дронго подумал, что это результат работы хорошего
стоматолога. Странно, что в ее возрасте она уже обращалась к врачам. Это
свидетельство не очень благополучного детства, когда за развитием ее зубов не
особенно следили.
– Я никого не спасал, – возразил Дронго, – его
спас мистер Хитченс. Можете сегодня вечером спросить Мовсани об этом. Надеюсь,
что он расскажет вам правду.
– Мне хотелось бы услышать правду и от вас, – сказала
она.
– В таком случае нам придется устраивать отдельное
интервью, – пошутил Дронго.
– Я готова, – сказала эта бесстыжая бестия. – Вы
живете в этом отеле или у вас есть квартира в городе? Может, завтра?
– Завтра Мовсани будет еще в Баку, – напомнил Дронго. Наглое
поведение этой женщины его просто поражало. Его даже начинало забавлять
подобное бесстыдное поведение.
– Два вечера на одно интервью будет слишком много. Для
Мовсани, – улыбнулась она, прикусив нижнюю губу.
– В таком случае я подумаю над вашим предложением, –
пообещал Дронго, взглянув на часы. «Уже половина четвертого. Похоже, что скальп
Мовсани уже снят Мир-Шаином, если иранский режиссер все еще не прервал
интервью. Надеюсь, что он не поступит так глупо, иначе будет еще больший
скандал».
– Вы торопитесь? – спросила Сада.
– Мне нужно подняться к нашему общему знакомому. У него там
сидит один журналист. Боюсь, что своими дотошными вопросами он выведет Мовсани
из состояния равновесия.
– Его так легко вывести из себя?
– Смотря кто и какие вопросы задает.
– Я учту ваше замечание. Спасибо за предупреждение.
Дронго кивнул ей на прощание и вошел в кабину лифта.
Поднявшись на девятый этаж, он вышел в коридор и замер. Здесь было сразу
четверо охранников. У кабины лифта стоял сотрудник полиции в форме. Двое мужчин
прогуливались по коридору, и еще один охранник сидел на стуле у дверей.
«Похоже, Мовсани охраняют, как английскую королеву», – подумал Дронго,
проходя к дверям. Его остановил один из сотрудников службы безопасности.
– Туда нельзя, – строго сказал он, – там идет
запись.
В этот момент дверь открылась. Из номера операторы начали
выносить свои камеры.
– Съемка уже закончилась, – сказал Дронго. – Я
главный консультант по безопасности кинофестиваля.
Сотрудник взглянул на своего напарника, очевидно, старшего
по званию. Тот видел Дронго в момент нападения Велиева. Поэтому он, соглашаясь,
кивнул. Сотрудник сделал шаг назад, пропуская Дронго. Из номера выносили свою
аппаратуру сотрудники телеканала. Мир-Шаин попрощался со всеми и вышел из
комнаты, захлопнув за собой дверь. Несмотря на свой невысокий рост, он гордо и
с явным достоинством нес свое тело. Ему было чем гордиться. Сегодня за тридцать
четыре минуты он выжал из Мовсани столько признаний, сколько тот не делал и в
десятках интервью английским изданиям. В номере остались только англичане –
Слейтер и Хитченс. Второй сотрудник посольства, приехавший со Слейтером, уже
уехал. Дронго взглянул на режиссера. Мовсани сидел в кресле красный и потный.
Он раздраженно закричал:
– Почему меня заранее не предупредили об этом типе? Он выжал
из меня все, что хотел. Больше я не буду давать никаких интервью этим местным
знаменитостям. Что они себе позволяют? Он думает, что я обязан отвечать на все
его вызывающие вопросы?
Англичане молчали. Похоже, их мало интересовали творческие проблемы
режиссера. Мовсани достал носовой платок и стал вытирать лоб. Прошел в спальню,
где рядом с кроватью находился тяжелый бронзовый торшер, очевидно, сделанный на
заказ для королевских апартаментов. Мовсани устало вздохнул и, вернувшись в
гостиную, обратился к Дронго:
– Нужно было меня предупредить. Это какой-то террорист, а не
журналист. Он меня буквально выпотрошил. Такие вопросы не задают в приличном
обществе.
– Вы же сами хотели дать интервью, – напомнил
Дронго, – сами говорили, что он местная знаменитость.
