– Если за голову Мовсани обещали два миллиона
долларов, – напомнил Хитченс, – то вполне вероятно, что убийцей может
оказаться не только немец, но и англичанин. Слишком большая сумма для соблазна.
А вы так не считаете?
– Говорят, что фетва была отменена. Значит, возможный приз
никому не достанется. И тогда непонятно, кому и зачем нужно убивать Мовсани.
Если это не ненормальный охотник, свихнувшийся от религиозной пропаганды, или
политический расчет какой-нибудь конкретной страны.
– Что вы хотите этим сказать? – быстро спросил Слейтер.
У него был неприятно высокий голос.
– Очевидно, что убийство Мовсани будет политическим актом,
который необходим целому ряду государств. Американцам, чтобы показать
кровожадность иранцев и их пособничество терроризму. Израильтянам, чтобы иметь
возможность спокойно поднять в воздух свою авиацию и наконец разбомбить ядерные
объекты в Бушере. Соседям иранцев, которые опасаются их ядерных амбиций и им
нужно скомпрометировать Иран любой ценой. И наконец, в самом Иране может быть
очень много людей, которые сознательно готовы пойти на обострение отношений с
Западом. Таких слишком много. А убийство известного режиссера гарантированно
разорвет всякие возможные отношения между западным миром и Ираном. Вот вам и
заинтересованные стороны.
– Нужно было остаться вместе с ним, – нервно заметил
Слейтер, подходя к столу, – так было бы лучше для всех. Вы понимаете, что
может произойти, если Мовсани убьют. Вся ответственность будет на нас, господин
Хитченс. После сегодняшнего покушения...
– Это был несчастный случай, – возразил Дронго. –
Просто обычный невежественный человек увидел не очень честный и очень
тенденциозный репортаж по телевидению. Он живет недалеко от отеля «Европа», на
другой стороне улицы. Бывший охотник, у которого был обрез. Под влиянием чувств
он схватил обрез и бросился в отель. На беду нашего переводчика, мы как раз
оказались там. Если бы мы разминулись, возможно, ничего бы и не случилось.
– Как легко верить в подобную версию покушения! И всегда
террорист действует в одиночку под влиянием внезапно нахлынувших чувств. Всегда
он немного идиот и немного не в себе. Вам не кажется, что мы это уже проходили,
господин Дронго? Начиная с Ли Харви Освальда, который оказался слабоумным
кретином-одиночкой, сумевшим обмануть самую лучшую в мире президентскую охрану,
ФБР и полицию штата Техас. И до нашего странного убийцы, которому удалось
сделать два выстрела под взглядами десятка сотрудников полиции и Министерства
национальной безопасности. Вы не находите аналогии слишком опасными?
– Не нахожу. Людям нравится верить в теорию заговоров. Есть
такой принцип Оккама. «Не умножай сущности без необходимости». Я всегда пытаюсь
следовать этому принципу английского математика. Я ведь успел побеседовать с
этим типом и уверяю вас, что он меньше всего похож на заговорщика. У Освальда
была хотя бы хорошая винтовка, а у этого – обрез. Не говоря уже о том, что
Освальду удалось его покушение на Кеннеди и затем его неожиданно убили. А
несчастному Рагиму Велиеву удалось только легко ранить переводчика, и вряд ли в
ближайшее время его убьет какой-нибудь обидчик. Надеюсь, что Велиев проживет
еще много лет, хотя и проведет их наверняка в тюрьме.
– У вас на все есть готовые объяснения, – недовольно
заметил Слейтер, прислушиваясь. – Здесь такая звукоизоляция, что ничего
невозможно услышать.
– Это хороший пятизвездочный отель, господин Слейтер, –
усмехнулся Дронго, – и здесь подобающая отелю звукоизоляция. Поэтому не
пытайтесь прислушиваться. Но если Мовсани крикнет, то мы услышим. Хотя я
по-прежнему не верю в такую возможность. Зегер известный журналист, хотя и
леворадикал.
– В этом мире пора бы уже привыкнуть к любой возможности, –
сказал Слейтер в сердцах, проходя к дивану и усаживаясь на него. – После
того как случайно погибла принцесса Диана в этом парижском тоннеле, я верю в
любой невероятный случай. Я тогда работал в нашем посольстве в Париже. Это была
такая трагедия.
– Позвольте с вами не согласиться, – вежливо заметил
Дронго. – В данном случае сработала «теория заговора». Можно все
просчитать на компьютере. Какова вероятность случайной смерти принцессы Дианы,
если через несколько минут Британская империя просто перестала бы существовать.
Я полагаю, что вероятность почти нулевая. Один шанс на тысячу, что Диана
погибла в случайной автокатастрофе.
На лице Хитченса мелькнуло странное выражение. Но он
отвернулся, ничего не добавив.
– Что вы хотите этим сказать? – нервно дернулся
Слейтер.
– Ее убили, – спокойно ответил Дронго. –
Вероятность случайной смерти слишком мала, чтобы можно было рассматривать ее
всерьез. Она дала согласие выйти замуж за Доди аль-Файеда. За мусульманина,
отца которого считали настолько непорядочным человеком, что отказались
предоставить ему британское гражданство. Бывший торговец оружием, не получивший
гражданства Великобритании, становился тестем матери наследника престола. А
мусульманин Доди аль-Файед становился мужем матери наследника престола. О каком
престоле могла идти речь? Что бы означала эта свадьба для Британской империи?
Вы можете себе представить? Ваше руководство тянуло до последнего, надеясь, что
Диана образумится. И только в самую последнюю секунду, даже не минуту, а
секунду, был отдан приказ о ликвидации...
Хитченс по-прежнему молчал, никак не комментируя слова
Дронго. Зато Слейтер от возмущения начал краснеть.
– Не смейте так говорить. У вас нет никаких доказательств.
Это все одни домыслы и предположения самого аль-Файеда. Это он придумал, что
его сына и принцессу убили. Нет ни одного доказательства...
– Английские спецслужбы всегда умели работать, –
согласился Дронго, – но есть одно обстоятельство, которое слишком явно
выдает это убийство. Слишком явно, господин Слейтер.
– Какое обстоятельство?
– Кто мог знать о подобной ликвидации? Вполне очевидно, что
только исключительно узкий круг людей. Возможно, муж королевы Елизаветы,
которого и обвиняют в подобном решении, и наверняка молодой премьер-министр
Тони Блэр, лишь недавно приведший партию лейбористов к власти. Все помнят, как
искренне и достойно он себя вел. Лейбористы пришли к власти после многолетнего
перерыва. И разумеется, грандиозный скандал с убийством принцессы Дианы мог не
только перечеркнуть политические амбиции премьера, но и опрокинуть его партию в
небытие.
– Теперь и Блэра сделали виновным. Бедняга Тони, он уже
давно сдал дела Гордону Брауну, – заметил с неприятной улыбкой Слейтер.
– Вот это и есть мой очевидный факт. Вспомните, как он сдал
ему дела. Не просто сдал. Он перестал быть премьер-министром Великобритании и
сразу принял католичество, отказавшись от протестантской веры. Насколько я
помню, в истории Англии такого не бывало никогда. Даже Томас Мор не стал
отказываться от веры своих отцов. Правда, Дизраили был евреем, но он тоже
принял протестантскую веру. А здесь демонстративный переход в католичество. И
почти все газеты неожиданно замолчали. Ну перешел и перешел, с кем не бывает.
Бывший премьер-министр Великобритании, человек трижды приводивший свою партию к
победам на общенациональных выборах, перешел в католичество. Почему? Почему он
решил замолить свои грехи и какие грехи у него могли быть? Не говоря уже о том,
что после одиннадцатого сентября он демонстративно отправился в Соединенные
Штаты, доказывая, что готов поддержать своих союзников в борьбе с этим злом.
Что за эмоциональный поступок для премьер-министра такой страны? Почему? Может,
потому, что за несколько лет до этого он сам поступил не совсем правильно. И
наконец, его демонстративный переход в католичество. Ведь в протестантской
религии нет возможности замолить свои грехи и получить прощение после исповеди.
Почему вполне состоявшийся человек и политик, понимая, насколько сенсационным и
невероятным будет его переход в католическую религию, тем не менее идет на этот
шаг? Вы об этом думали?
