Мальчишке был от силы двадцать один год, но он уже проявил себя и мог проехать насквозь через здание, если ему необходимо было попасть на другую сторону. Он был бесстрашен и ловок, хотя, возможно, слегка беспечен. Но сейчас именно это и требовалось. Луис работал с ним раньше.
Они выехали из Бронкса на север. Таких районов они раньше никогда не видели. Когда Луис был ребенком, такие дома в его стране прятались за высокими заборами, а у ворот стояла охрана. Возможно, подумал Луис, пройдет время и, если он будет делать свою работу хорошо и вести себя правильно, он тоже сможет купить себе такой дом.
Они осторожно ехали по указанному пути после поворота с шоссе. Затем вернулись назад, чтобы запомнить все повороты, фонари и знаки. Кто знает, возможно, им придется смываться второпях.
Все началось так давно, подумал Луис. Кузены, братья. Целые семьи. Они все давали такую же клятву. Fraternidad.
[2]
Если он умрет на своей работе, что же, пусть так и будет. Это была связь на всю жизнь. Не важно, длинной будет эта жизнь или короткой.
Они проехали по темной, тенистой улице и остановились напротив большого дома. Выключили фары. Кто-то прогуливал собаку по берегу. Они дождались, пока этот человек не пропал из виду, и сверили часы.
– Пора идти, hermano. – Томас побарабанил пальцами по рулевому колесу. – Время сальсы.
Луис открыл сумку, стоящую в ногах. Его босс очень конкретно обрисовал ему задачу. Что именно он должен сделать, Луису было наплевать. Он этого человека знать не знал. Он даже имени его не ведал. И еще ему сказали, что он может не беспокоиться о семье, пусть будет как получится. Этого было достаточно.
Это было все.
Луис никогда слишком не задумывался о деталях работы. По правде говоря, лишь одно слова застряло у него в мозгу, когда он выходил из машины напротив шикарного, хорошо освещенного дома и поднял автомат с запасной обоймой.
«Вот что ты получишь, если зацепишь кого-либо из семьи, чертов педик».
Глава девятая
Кейт решила на эту ночь остаться ночевать в доме родителей. Мать была в невменяемом состоянии и захлопнула перед ними дверь своей комнаты. Эмили и Джастина будто пыльным мешком по головам ударили, и Кейт пыталась успокоить их. Папа ведь никогда их не подводил, верно? Но на этот раз она не была уверена, что они ей верили. Около девяти часов Эм включила свой магнитофон, а Джастин погрузился в компьютерную игру. Кейт спустилась вниз.
В кабинете горел свет. Отец сидел там с журналом на коленях и смотрел Си-эн-эн по плазменному телевизору с гигантским экраном.
Кейт тихо постучала. Отец поднял голову.
– Сейчас подходящее время, чтобы поговорить о моей плате за аренду квартиры? – Она осталась стоять в дверях, с улыбкой глядя на отца.
Отец тоже улыбнулся в ответ.
– Что касается тебя, ягодка, любое время подходящее. – Он приглушил звук телевизора. – Ты уже сделала укол?
– Да. – Кейт кивнула и подняла глаза к потолку. – Я не забывала о своих уколах, когда еще училась в колледже, папа. И вообще, я ведь живу с врачом. И мне двадцать три года.
– Ладно, ладно… – Рааб вздохнул. – Я знаю, знаю… просто рефлекс выработался.
Кейт свернулась калачиком рядом с ним на диване. Некоторое время они воздерживались от очевидных вопросов. Он спросил про Грега. Как идут дела в офисе.
– С этой лейкопией…
– Лейкоскопофией. И место, где я работаю, называется лабораторией. Не офисом. И когда-нибудь ты будешь мною гордиться. Но никогда не научишься правильно произносить это слово.
Он усмехнулся и отложил журнал. Весь кабинет был увешан фотографиями, сделанными во время их путешествий. Висела там и индейская маска, которую они купили, когда ездили кататься на лыжах в Ванкувер. Африканская корзина, которую они привезли из Ботсваны, куда ездили на сафари. Кейт всегда любила эту комнату, она представлялась ей дружелюбной, наполненной приятными воспоминаниями. Теперь казалось, что эти воспоминания под угрозой.
Кейт встретилась с ним глазами.
– Ты бы мне сказал, папа, верно?
– Что сказал, солнышко?
Она поколебалась.
– Не знаю. Если ты и в самом деле сделал что-то дурное.
– Я же уже сказал, Кейт. Мел считает, что у нас хорошие шансы выиграть дело. Он говорит, что закон РИКО…
– Я не говорю о легальной стороне дела, папа. Я имею в виду, сделал ли ты на самом деле что-то плохое. О чем нам следует знать.
Он подвинулся к ней.
– Что ты этим хочешь сказать, Кейт?
– Я не уверена. – Слова застревали у нее в горле. – Если ты знал…
Он кивнул, не сводя с нее глаз и сжимая руки. Не ответил.
– Мне это важно, папа. Знать, какой ты. Все эти вещи, путешествия, как мы всегда говорили о семье – для меня все это лишь слова, картинки и воспоминания. Сейчас мы все должны во что-то верить, чтобы все пережить, и лично я предпочитаю верить в тебя. Потому что я всегда верила в тебя. – Кейт покачала головой. – Мне вовсе не хочется сейчас искать для этого кого-то другого.
Бен улыбнулся:
– Тебе и не нужно, ягодка.
– Потому что я могу утешать маму и говорить Эмили и Джастину, что ты никогда нас не подводил. Это и в самом деле так! Но я хочу знать точно, что человек, который вернулся сюда сегодня вечером и который будет завтра бороться изо всех сил, а я знаю, что ты будешь бороться, тот же самый человек, который входил в эти двери всю мою жизнь. Человек, которого, как я считала, я знаю.
Отец долго смотрел на нее, потом взял за руку и начал массировать ее так, как когда-то делал, когда она болела.
– Я тот человек, ягодка.
Глаза Кейт налились слезами. Она кивнула.
– Иди сюда… – Он прижал ее к себе, и Кейт положила голову ему на плечо. Она почувствовала себя так, как всегда чувствовала в его объятиях. В безопасности. Особенной. На тысячи миль вдали от опасности. Она вытерла слезы со щек и подняла к нему лицо.
– Отмывание денег, заговор… – Она покачала головой. – Это все тебе не подходит, папа.
Он печально кивнул:
– Извини, я сам знаю.
– Ну ладно, уклонение от уплаты налогов. – Кейт пожала плечами. – Или украденный бриллиант. Это все выглядело бы по-другому.
Отец улыбнулся:
– В следующий раз я постараюсь выступить лучше.
Внезапно она не могла больше сдерживаться. Она сжала его руку, и слезы потоками побежали по щекам. Глупо, совсем как у маленькой девочки, но она не могла их сдержать. Ей было больно сознавать, что ее отец, который всегда умел все контролировать, абсолютно все всегда было под его контролем, не мог теперь ничего изменить. И она ничего не могла поделать. Как бы он ни старался, ничего не исчезнет. Будет висеть над ним. И это было скверно.
