— Отвечайте на вопрос. Кто заплатил вам за то, чтобы объявить моего дядю мертвым?
Темпл колебался.
— А вы защитите меня? Я ведь не сделал, по сути, ничего плохого.
Галло схватил доктора за горло.
— Говори.
Темпл захрипел, и Ева подумала, что он лишь теперь осознал наконец всю серьезность своего положения.
— Да вы рехнулись! Джейкобс говорил мне, что ничего не случится. Что до Даннера никому нет дела.
— Тебе надо было бы спросить, почему он тогда так старается замести следы. — Галло разжал пальцы. — Значит, деньги дал Томас Джейкобс? Почему? Как?
— Я не знаю, почему. Меня это не интересовало. В медицинской школе я не блистал, — с горечью признался Темпл, — и в результате застрял в том чертовом госпитале с кучкой ветеранов. Знаете, сколько мне там платили? Парни, что учились со мной, гребли денежки лопатой. Я заслуживал лучшего.
— Лучшего заслуживали ветераны, — возмутилась Ева. — Я даже рада, что Джейкобс убрал вас оттуда.
— Джейкобс упомянул, для чего ему нужно, чтобы Даннера объявили умершим? — спросил Галло.
Темпл покачал головой.
— Нет, сказал только, что Даннер — мелкая сошка, и, если в документе сказано, что он умер, разбираться, что и как, никто не станет.
— Теодор Даннер был пациентом госпиталя? Вы им занимались?
— Нет. Его выписали сразу после курса лечения от пневмонии. Лично я с ним не знаком. — Доктор сжал кулаки. — Сначала думал, что Джейкобс, может быть, планирует какую-то махинацию со страховкой. Боялся, что окажусь соучастником. Но потом посмотрел документы и выяснил, что никакой страховки у Даннера нет. Ну и решил согласиться и взять у Джейкобса деньги.
— Не очень-то убедительное объяснение, — засомневался Галло. — Деньги — не единственная причина, чтобы убить человека.
— Это был мой шанс! Мне были нужны эти деньги.
— И вы подписали бумагу и взяли деньги.
— Ничего плохого Даннеру я не сделал. Никому не навредил. Джейкобс заверил меня, что Даннеру ничто не угрожает и что он просто хочет исчезнуть. Мол, это что-то вроде программы по защите свидетелей. В конце концов он служил в рейнджерах, и это могло быть правдой.
— Но вам было наплевать, так ли это на самом деле.
— Нет. — Темпл поджал губы. — Но если Даннер все еще жив, как вы говорите, то, может быть, Джейкобс и не врал. Найдите Джейкобса и спросите сами.
— Я нашел его. И Даннер тоже нашел. Джейкобс окончил жизнь с ножом в груди.
— Вот дерьмо! — Темпл облизал пересохшие губы.
— Да, ваши политические планы могут оказаться под угрозой.
— Вы не сможете доказать, что я имею к этому какое-то отношение, — быстро нашелся доктор. — Джейкобс заплатил наличными и предупредил, что мне его лучше забыть. После того случая я с ним не встречался. Зачем? Я получил, что хотел.
— А если вы решили устранить возможное препятствие на пути осуществления своих политических планов? — предположила Ева. — Полиция может заинтересоваться…
— Нет! — заволновался Темпл. — Вы этого не сделаете. Вы не поступите со мной так. Я получил от Джейкобса деньги и больше его не видел.
Ева уже сомневалась, что им удастся узнать от него что-то новое.
— Вы сказали, что проверяли документы Даннера. Было ли в них что-то…
— Я проверял только одно: есть ли у него страховка. Прочее меня не интересовало. И я рассказал вам все, что знаю. — Темпл прикусил нижнюю губу. — Джейкобс действительно мертв?
— Мертвее не бывает. А Джейкобс говорил вам, куда собираются отправить Даннера согласно той программе защиты свидетелей?
— Я не спрашивал.
— Разумеется. Вы хотели бы вычеркнуть его из памяти. Поставил подпись и — прощай. В документах Даннера не было его будущего адреса?
— Нет.
Каждый ответ приходилось вытаскивать клещами.
— Кто лечил его в госпитале?
— Столько времени прошло. Думаете, я помню? Меня совершенно не интересовало, кто его лечит. Может, какой-нибудь интерн. В любом случае Даннера выписали.
— Но он ведь мог поддерживать контакт с врачом или медсестрой, если у них сложились какие-то отношения.
— Знаете, при той загруженности у нас просто не оставалось времени ни на какие отношения. От нас требовалось одно: принять пациентов и выписать.
«Похоже, — подумала Ева, — к этому и сводится вся философия Темпла».
— Значит, ничего странного вы в документах Даннера не заметили?
Он покачал головой.
— Повторяю в сотый раз. Он меня не интересовал. Ветеран. Один из многих. Они все были для меня на одно лицо.
«И ради таких вот паразитов ветераны рисковали жизнью и здоровьем, — с горечью и злостью подумала Ева. — Остается только удивляться, что Галло еще сдерживается. А ведь он семь лет провел в северокорейской тюрьме, потому что считал долгом солдата защищать свою родину».
— Останови, — негромко сказал Галло. — Нам с доктором надо немного прогуляться.
Ева поймала его отражение в зеркале и поняла, что он уже не сдерживается — глаза на напряженном, осунувшемся лице опасно блеснули.
Вот черт!
— Я остановлюсь. Но Темпл уйдет один. Мы с ним закончили, и я не позволю ему помешать нам.
Галло неотрывно смотрел на доктора.
— Он и не помешает. Я быстро.
— Нет, Джон. Он — подонок, но я не хочу, чтобы ты оставлял за собой кровавый след. Он этого не стоит.
— Согласен. Именно поэтому мы и прогуляемся.
— Кровавый след? — тревожно повторил Темпл. — Хотите меня убить? Почему? Я же сказал правду. Все знают, что вы…
— Помолчите. — Ева съехала на обочину. — Выходите и убирайтесь.
Темпл выбрался из карта.
— Я ухожу. А вы держите его подальше от меня. — Он отступил на несколько шагов. — Подумайте. Об этой истории никто не должен знать. Назовите свою цену. — Он увидел, что Галло тоже соскочил с сиденья. — Все, что хотите. Дело ведь в деньгах. Это все понимают, — сказал он испуганно и поспешил прочь.
Стиснув зубы, Галло проводил Темпла горящим взглядом.
— Не ходи за ним, — тихо сказала Ева. — Не надо, Джон. Садись.
— Хорек, — процедил Галло. — Но иногда и хорьки бывают опасны. Ты представляешь, каким он был в госпитале? Тем ребятам, что лечились там, требовалась помощь или, по крайней мере, соответствующий уход. Когда они попадали под опеку таких, как Темпл, им бы следовало разрешить носить при себе оружие.
— Он больше не может ничем им навредить. Уверена, в том госпитале есть и хорошие врачи. — Нужно побыстрее его отвлечь. — Надо выяснить, кто лечил твоего дядю. Кто мог что-нибудь знать о нем? Ты как-то говорил, что он был помолвлен?
