Роберт обычно вел себя тихо, особенно в конце дня и тем более в присутствии Джека. Он, казалось, не верил Джеку — не полностью верил. Порой он так смотрел на Джека, когда тот входил в комнату, просто открывал дверь и входил, словно Джек на какой-то страшный миг принял облик другого человека, другого отца, и Джеку приходилось изрядно потрудиться, чтобы изгнать из памяти мальчика тот, другой образ, ему приходилось улыбаться и быть очень нежным, очень нежным. Но сегодня мальчик, казалось, был веселее обычного. Он что-то рассказывал и время от времени исподтишка поглядывал на Джека, его темные застенчивые глаза были такого же цвета, как и у Джека, — по краскам они вполне совпадали, они выглядели совсем как отец и сын, на что обратило внимание агентство по усыновлению, но что всегда казалось Джеку несущественным, чуть ли для него не оскорбительным; теперь же это казалось ему чудесным совпадением. Роберт лопотал и лопотал, задыхаясь, взволнованно, рассказывая что-то насчет какого-то животного, которое он видел то ли по телевизору, то ли у соседей — собаку, кошку? — и нельзя ли ему иметь такое; а может быть, — Джек вслушивался, стараясь понять, — может быть, речь шла об игрушке, подобранной на заднем дворе, но грязной, — почему она была грязная? Разве нельзя ее вымыть?.. Звонкий, взволнованный, задыхающийся голосок Роберта звенел от сильного, почти лихорадочного волнения, и Джек подметил, как спокойно и очень мягко научилась отвечать ему Рэйчел — она никогда не говорила «да», никогда не говорила «нет», а только может быть, может быть, посмотрим, если он будет хорошо себя вести, если… если…
В такие минуты она словно менялась. Становилась чуть ли не настоящей матерью.
А Джек думал о том, что жизнь строится по определенным схемам, что мы имеем дело лишь с комбинацией уже известных поступков, слов, жестов, которым научились в прошлом и которым надо заново учиться и заново их использовать. К примеру, любовь. Ему пришлось отказаться от Элины, потому что Машина, при ее здравомыслии и твердых моральных принципах, не в состоянии была контролировать эту любовь.
И в результате: он бежал от телефонного звонка, сидел в баре утром в рабочий день, а сейчас помогал жене купать ребенка и укладывать его в постель.
Машина вынесла по поводу всего этого следующее суждение: Ты все сделал правильно.
9. Но три дня спустя на лестнице раздался звонок, и Джек, выронив газету, посмотрел на дверь — он уже знал…
Он медленно поднялся на ноги, потому что в дверь ведь позвонили и надо ее открыть. Рэйчел находилась в другой комнате, на кухне. Мальчик забавлялся с телевизором, который в тот день как раз сломался, — ребенок прижимался личиком к экрану, по которому бежали зигзаги, к уже захватанному стеклу. Джек подошел к двери и, лишь секунду помедлив, открыл ее.
Это была Элина.
Но Джек был тем сильнее потрясен, что ждал ее появления. Она стояла и глядела на него, она говорила тем самым голосом, который он так хорошо знал:
— Джек?.. Извини, я… я не хотела…
— Нет, — тотчас отрезал он. — Я не могу тебя видеть.
До крайности потрясенный, он еле сдерживал дрожь.
Нет. Только не это. У него возникло смутное впечатление, что волосы у нее причесаны иначе, чем раньше, — они теперь лежали свободно по плечам и концы чуть загибались кверху; в ней была какая-то незащищенность, словно совсем чужую женщину толкнули к нему, и она была в ужасе от того, что сейчас увидит на его лице. Она прошептала:
— …всего на минутку? неужели нельзя?
Рэйчел крикнула из кухни: — Это не Леонард, милый?
— Нет, не Леонард, — сказал Джек.
Он чувствовал, что должен оградить себя от Элины, не должен даже смотреть на нее.
— Я не могу разговаривать, — отрывисто сказал он. — Извини.
— Если б можно… я могла бы подождать тебя внизу, на улице, — сказала она. — А потом, если… если ты…
Он увидел в ее глазах неприкрытую мольбу, они смотрели и ничего не видели. Он беспомощно глядел на нее, не в силах пошевельнуться… И тут Элина, словно давая ему возможность повернуться к ней спиной, закрыть дверь, сделала шаг назад. Это было просто невероятно — видеть ее здесь, на этой замызганной жалкой лестнице, которую он видел и не видел на протяжении уже стольких лет; Джек чувствовал, что никогда не придет в себя от этого жуткого потрясения.
— Зачем, зачем?.. — прошептал он. — Зачем ты это сделала?
Он закрыл дверь. Когда Рэйчел вышла к нему из кухни, он стоял, прижавшись к двери лбом.
— Что случилось? Кто это был? — резко спросила Рэйчел.
Джек молчал.
— Что-нибудь случилось? Какая-то неприятность? Кто?..
Джек повернулся к ней спиной и куда-то пошел… в глубь квартиры… Он обнаружил, что стоит в комнате мальчика, которая раньше служила ему кабинетом, — крошечной комнатке с одним-единственным окном, выходившим на задний двор. Он слышал, как жена медленно прошла по коридору… Ах, какие же у нее вдруг стали замедленные движения, как она была озадачена, его мужественная жена!
Конечно, это была забавная история. Он понимал, что попал в комическую ситуацию, однако он не мог заставить себя улыбнуться — пока еще нет. На это потребуется время.
Рэйчел стояла в двери и смотрела на него. Джек, казалось, глядел в окно, вниз, на задний двор, где асфальт был разбит, росли всякие сорняки и какие-то чахлые деревца. Немного спустя Рэйчел мягко, недоумевающе спросила:
— Это… Это была женщина?..
— Да, — сказал Джек.
В общей комнате рявкнул телевизор: Роберт резко крутанул регулятор звука в одну сторону, потом в другую, и Джек беспомощно, распаляясь злостью, ждал, когда телевизор снова загрохочет. Ну, конечно, все правильно, Роберту именно сейчас надо забавляться с телевизором, чтобы свести Джека с ума. Из гостиной неслись голоса, прерываемые взвизгами и смехом, — все правильно. Взвизгивали, судя по всему, главным образом женщины. Черт бы их всех побрал, всех женщин на свете, — злобно думал Джек.
— Это был кто-то, с кем ты не хотел говорить?.. — шепотом спросила Рэйчел.
— Совершенно верно, — сказал Джек.
Она помедлила. Затем вышла из комнаты… И Джек даже обернулся, чтобы проверить: да, ушла. Может быть, на этом все и кончится? Может быть, Рэйчел забудет об этом инциденте и вернется на кухню и…
Звук в телевизоре стал менее громким. Должно быть, это она его подкрутила; потом совсем выключила. Прекрасно. Слава Богу. Джек уткнулся горячим лбом в оконный переплет, пытаясь думать. Задний двор выглядел небезопасным — так разбит асфальт. В чем дело? Почему все так запущено? Джек вдруг понял, что его жена сейчас, должно быть, стоит в общей комнате у окна. И смотрит на улицу. А там, на тротуаре, она увидит Элину, незнакомку. Женщину молодую. Двумя этажами ниже, на тротуаре, женщина, которая ждет… Но, может быть, подумал Джек, все и не так — может быть, Элина просто ушла, и все кончено. А Моррисси поужинают — сядут втроем за обычную еду в обычный вечер, как это бывает каждую пятницу.
