— А Хилити нырнул за ней в воду?
— Да! Он нырнул в озеро и так сильно ударился о воду, что потерял сознание, но двое друзей спасли его и вытащили на берег, на траву. Они все еще хлопали его по щекам и выдавливали воду из его легких, когда из воды, вся в крови, хромая появилась Секрум — посмотреть, что стало с ее другом.
— Так она была жива!
— Она ударилась головой о подводную скалу, когда упала в озеро, и чуть было не утонула, но ее вынесло на поверхность за водопадом и тащило потоком, пока не заклинило между двух скал. Там она пришла в себя и поняла, что было на уме у Хилити. Она рассердилась на него и на двух своих подружек, так как решила (ошибочно), что те были с ним в сговоре, а потому не окликнула их, даже наоборот, когда те проплывали мимо — Секрум нырнула под воду, и они ее не заметили. И только когда ей показалось, что и Хилити пострадал при падении, она подплыла к берегу и вышла из воды.
— А Секрум потом простила Хилити?
— Вообще-то да, но они после этого уже никогда не были такими близкими друзьями, как прежде.
— Но оба остались живы?
— Хилити быстро пришел в себя, и, когда увидел Секрум живой, у него словно гора с плеч свалилась. Рана на голове у Секрум была не такая уж серьезная, хотя у нее и по сей день остался необычный треугольный шрам на голове в том месте, где она ударилась о скалу. Вот здесь, над левым ухом. К счастью, шрам закрыт волосами.
— А Хилити, что с ним было?
— Хилити пытался доказать свою правоту. А люди нередко ведут себя неподобающе, когда хотят доказать свою правоту. Конечно же, он заявил, что все доказал. Он уверял, что преподал Секрум именно тот урок, какой хотел, и так хорошо, что Секрум мгновенно его усвоила — ведь она пряталась среди скал и не выходила на берег именно для того, чтобы в свою очередь преподать урок Хилити.
— Так-так.
— Вот именно что так-так.
— Значит, Хилити был прав?
— Секрум ни за что бы с этим не согласилась. Секрум говорила, что во время этого урока она поранила голову и мозги у нее повредились, а это как раз доказывало ее правоту — она теперь утверждала, что, только лишь повредив мозги, люди могут оценить, что такое жестокость во благо.
— Ох-ох-ох, — зевнул Латтенс. — Эта история интереснее прошлой, но довольно трудная.
— Я думаю, тебе пора отдохнуть. Тебе ведь нужно поправляться, верно?
— Как Секрум и Хилити.
— Верно. Они поправились.
ДеВар, увидев, что глаза у мальчика закрылись, подоткнул под него одеяло. Ручка мальчика вытянулась и нащупала что-то. Это был квадратик из потертой бледно-желтой материи, который Латтенс сжимал в кулачке изо всех сил. Он прижал квадратик к щеке и, устраиваясь поудобнее на подушке, вдавил в нее голову.
ДеВар поднялся и пошел к двери, кивнув няньке, которая вязала у окна.
Протектор встретил своего телохранителя в гостевой комнате внешнего гарема.
— А, ДеВар, — сказал УрЛейн, выходя резвым шагом из дверей гарема и набрасывая на плечи длиннополую накидку. — Ты видел Латтенса?
— Видел, государь, — сказал ДеВар, идя в шаг с протектором.
Двое бойцов дворцовой стражи, охранявших вход в гарем, пока там находился УрЛейн, последовали за ними в двух шагах. Этот дополнительный эскорт был ответом ДеВара на новые опасности, которые, по его мнению, грозили УрЛейну после нападения посла морской компании и начала войны в Ладенсионе — она шла уже несколько дней.
— Он спал, когда я заглянул к нему, — сказал УрЛейн. — Я увижу его позднее. Как он там?
— Ему еще нужно набираться сил. Я думаю, доктор пускает слишком много крови.
— Пусть каждый занимается своим делом, ДеВар. РеДелл знает, что делает. Ведь тебе, наверно, не очень понравилось бы, начни он учить тебя тонкостям фехтования.
— Не понравилось бы, государь. И все же я остаюсь при своем мнении. — Несколько мгновений ДеВар выглядел смущенным. — Я бы хотел сделать кое-что, государь.
— Что?
— Я бы хотел, чтобы еду и питье Латтенса пробовали, перед тем как давать ему. Чтобы быть уверенным, что его не пытаются отравить.
УрЛейн остановился и посмотрел на своего телохранителя.
— Не пытаются отравить?
— Это просто мера предосторожности, государь. Я не сомневаюсь, что у него… просто болезнь, ничего серьезного. Но чтобы быть спокойным, я прошу вашего разрешения.
УрЛейн пожал плечами.
— Ну что ж, если ты считаешь это необходимым. Пожалуй, мои пробователи не будут возражать против лишнего куска. — Он быстрым шагом пошел дальше.
Они вышли из гарема и заспешили к парадной части дворца, но УрЛейн вдруг остановился на полпути, а потом зашагал медленнее. Он потер себе шею сзади.
— Время от времени тело решает напомнить мне о моем возрасте, — сказал он. Он усмехнулся и похлопал ДеВара по руке. — Так что, я лишил тебя противника, ДеВар?
— Противника, государь?
— Противника по игре. — Он подмигнул. — Перрунд.
— Ах вот вы о чем.
— Вот что я тебе скажу, ДеВар. Эти молоденькие девицы очень привлекательны, но когда имеешь дело с настоящей женщиной, то понимаешь, что они всего лишь девчонки. — Он снова потер себе шею. — Да спасет меня Провидение. С ней я понимаю, на что еще способен. — Он рассмеялся и вытянул руки. — Если я когда и удалюсь на покой в гарем, то виновата будет Перрунд, но винить ее за это нельзя.
— Да, государь.
Они подошли к королевскому залу, где УрЛейн проводил ежедневные совещания по обстановке на театре военных действий. Из-за охраняемых стражниками двойных дверей он услышал голоса. УрЛейн повернулся к ДеВару.
— Следующие два колокола я проведу здесь, ДеВар.
ДеВар посмотрел на дверь, и на его лице появилось мучительное выражение, как у мальчика без гроша в кармане перед витриной кондитерской.
— Я считаю, что должен быть с вами во время этих совещаний, государь.
— Послушай, ДеВар, среди своих военных я в безопасности, а у дверей стоит усиленная охрана.
— Государь, вожди, погибшие от рук убийц, обычно считали себя в безопасности за мгновение до того, как это случилось.
— ДеВар, — с пониманием в голосе сказал УрЛейн. — Всем этим людям я могу доверить свою жизнь. Большую ее часть мы шли рука об руку. И уж некоторых из них я знаю дольше тебя. Им я могу доверять.
— Но, государь…
— А в твоем присутствии кое-кто из них чувствует себя неловко, — сказал УрЛейн, и в его голосе послышалась нетерпеливая нотка. — Они считают, что телохранитель не должен получать столько власти. Одно твое присутствие выводит их из себя. Им кажется, что в комнате становится темнее.
