Дверь в жилище доктора была распахнута. Такого прежде не случалось. Я помедлил перед входом; внезапно меня наполнило ощущение тревоги. Я вошел и увидел на полу в гостиной пару вечерних туфель и накидку для официальных приемов. Я поставил корзинку с химикалиями и компонентами на стол и прошел в операционную, откуда до меня доносился звук голоса.
Доктор сидела, подняв ноги на скамейку, ее голые ступни стояли на листах бумаги, ноги были обнажены до колен, а воротник платья расстегнут. Длинные медно-рыжие волосы, неприбранные, свисали за спину. Одна из подвешенных к потолку курительниц медленно раскачивалась над ее головой, оставляя дымный ароматный след. Видавший виды старый нож лежал у ее локтя. В руке она держала кубок. Мне показалось, что вокруг глаз доктора красные круги. И создалось впечатление, что она говорит сама с собой. Она повернулась и уставилась на меня туманным взглядом.
— А, Элф.
— Хозяйка? С вами что-то случилось?
— Да так, кое-что, Элф. — Она приподняла кувшин. — Хочешь выпить?
Я оглянулся.
— А входную дверь можно закрыть?
Она словно задумалась, потом сказала:
— Да. Закрывание двери — наша ежедневная рутина. Почему же не закрыть? А потом возвращайся и выпей. Пить в одиночестве грустно.
Я закрыл дверь, нашел кубок, принес в операционную еще один стул и сел рядом с ней. Она налила жидкость из кувшина в мой кубок. Я понюхал — жидкость ничем не пахла.
— Что это, хозяйка?
— Спирт, — ответила она. — Очень чистый. — Она потянула носом. — Хотя у него все еще интригующий букет.
— Хозяйка, это то самое, что для нас делают в королевской аптеке?
— То самое, — сказала она, отхлебывая из кубка.
Я пригубил жидкость, поперхнулся, но удержался и не выплюнул ее назад в кубок.
— Очень крепкая, да? — спросил я хрипловатым голосом.
— Это от нее и требуется, — мрачно сказала доктор.
— Что случилось, хозяйка?
Она посмотрела на меня и после паузы произнесла:
— Я очень глупая женщина, Элф.
— Хозяйка, вы самая умная и мудрая женщина из всех, которых я встречал. Самая умная и мудрая из всех.
— Ты слишком добр, Элф, — сказала она, опустив глаза в кубок. — Но все же я глупая. Нет таких людей, которые были бы умны во всем. Как будто каждый глуп в чем-то своем. Я очень глупо вела себя с королем.
— С королем, хозяйка?
— Да, Элф, с королем.
— Хозяйка, я знаю, что наш король — очень тактичный и понимающий, и он не будет злиться на вас. И потом, оскорбление, если только оно было, гораздо сильнее подействовало на вас, чем на него.
— Да нет, не было никакого оскорбления, Элф, была обыкновенная… глупость.
— Не могу в это поверить, хозяйка.
Она посмотрела на меня нетвердым взглядом.
— Ты сохранишь в тайне то, что я тебе… — начала было она, и, должен признаться, сердце у меня при этих словах словно ушло в пятки. Но следующими ее словами я был избавлен от необходимости брать на душу грех клятвопреступления и предательства, который и так совершал ежедневно, или от опрометчивого признания. — Да нет, не надо, — сказала она, тряхнув головой и потерев лицо свободной рукой. — Ерунда все это. Если король захочет, то люди узнают. А так — ерунда. Кому какая разница?
Я ничего не сказал. Она прикусила нижнюю губу, потом снова отхлебнула из кубка. Печально улыбнулась.
— Я сказала королю, как я к нему отношусь, Элф, — сказала она, вздохнула и пожала плечами, словно говоря: «Ну вот, я и сказала».
Я уперся взглядом в пол.
— И как, хозяйка? — тихо спросил я.
— Я думаю, ты бы мог догадаться, Элф.
Я вдруг понял, что и я тоже кусаю свою нижнюю губу. Я пригубил из кубка, чтобы хоть как-то снять неловкость.
— Я уверен, мы оба любим короля, хозяйка.
— Все любят короля, — горько сказала она. — Или по крайней мере говорят, что любят. Предполагается, что все это чувствуют, должны чувствовать. Но я чувствовала по-иному. Говорить об этом было глупо и недостойно врача, но я сказала. После аудиенции гаана Кюдуна… знаешь, я уверена, что этот старый сукин сын Вален думал меня подловить, — сказала она, оборвав себя на полуслове. Я поперхнулся своим питьем. Раньше я не слышал таких слов от доктора, а услышав, расстроился. — Да. Он, видимо, считал, что я не… что я… ну так вот, после аудиенции гаану это все и случилось. Мы остались одни. Только он и я. Шея затекла. Не знаю, не знаю, — сказала она несчастным голосом. — Может быть, я была возбуждена встречей с соотечественником.
Внезапно она разрыдалась, и я, подняв глаза, увидел, как она наклоняется, опускает голову к коленям. Затем резко поставила кубок на скамейку и схватилась за голову руками.
— Ах, Элф, — прошептала она. — Я совершила столько всего ужасного.
Я смотрел на нее, недоумевая: что такого именем Провидения могла она совершить? Доктор шмыгнула, вытерла глаза и нос рукавом, потом снова потянулась к кубку. Ее рука помедлила у старого ножа, лежавшего рядом, наконец схватила кубок и поднесла к губам.
— Не могу поверить, что я сделала это, Элф. Не могу поверить, что сказала ему. А знаешь, что он мне ответил? — спросила она с безнадежной блуждающей улыбкой. Я покачал головой. — Он ответил, что, конечно же, знал это. Неужели я считаю его таким глупцом? И да, он, конечно, польщен, но с его стороны было бы еще более неблагоразумно ответить мне, чем с моей — сделать это признание. И потом, он любит только хорошеньких, грациозных, хрупких женщин и чтобы без мозгов — с ними он чувствует себя в своей тарелке. Вот что ему нравится. Не ум, не интеллект и, уж конечно, не ученость. — Она фыркнула. — Пустышки — вот кто ему по вкусу. Хорошенькое личико и пустая головка! Ха! — Она допила остатки жидкости, налила еще, расплескав немного на пол и на свое платье. — Ты долбаная идиотка, Восилл! — пробормотала она себе под нос.
Кровь у меня застыла в жилах при этих словах. Я хотел обнять ее, утешить, убаюкать в своих руках… и в то же время хотел оказаться где-нибудь в другом месте, не здесь.
— Ему, значит, нужна глупость… Ах, Элф, неужели ты не чувствуешь всю иронию этого? — сказала она. — Единственная глупость, какую я совершила со дня прибытия сюда, это мое признание в любви. Бесконечный, полный, совершенный идиотизм, но и этого мало. Ему нужно последовательное слабоумие. — Она уставилась в свой кубок. — Не могу сказать, что я его виню.
Она отхлебнула еще, закашлялась и поставила кубок на скамью. Основание кубка попало на ее нож, сосуд покачался и, упав, разбился со звоном. Жидкость растеклась по полу. Доктор спустила ноги со скамейки и сунула их под стул, на котором сидела. Затем снова обхватила голову руками и, свернувшись калачиком, зарыдала.
