Анаплиан, не успев толком подумать об этом, вызвала диаграммное, дополненное данными, изображение нужной части галактики. Звезды показывались гиперболизированными точками своего истинного света, их солнечные системы — эллипсами в логарифмическом масштабе, а их общий цивилизационный облик определялся группами нот (согласно традициям Культуры, последовательность аккордов была составлена из математически чистых полнотональных гамм, звучащих постоянно от низа до верха и назад). На дополнительном прозрачном экране показывалось расписание соответствующих кораблей, а доступные маршруты были уже изображены при помощи цветового кода, в порядке убывания скорости. Толщина нити указывала на размер корабля, вероятность рейса определялась по насыщенности цвета, комфорт и отношение к пассажирам характеризовались набором запахов. На нитях имелся еще узор, делавший их похожими на канаты: он указывал на принадлежность корабля.
По большей части Анаплиан видела круги и эллипсы. Более сложные фигуры, сверх того, возникали там, где корабли должны были описывать замысловатые траектории между звездами в течение нескольких десятков или сотен стандартных дней.
На прозрачном экране, вроде бы сама собой, появилась еще одна линия, почти идеально ровная: она показывала, за сколько времени можно добраться до места, используя ближайший из Быстрых корветов Культуры. Оценочное время пути составляло двенадцать с небольшим дней; правда, почти столько же времени корабль добирался бы до Прасадаля, чтобы взять ее на борт. Другие корабли могли бы долететь быстрее, но находились от Прасадаля слишком далеко. Проекция содержала долю позитивной неопределенности — она учитывала только те корабли Культуры, которые в последнее время сообщали о своем местонахождении. Вполне вероятно, некий корабль Флота быстрого реагирования, не транслировавший свои координаты, находился еще ближе и мог положительно ответить на запрос.
Но эту возможность отрезали — Батра выразился вполне определенно. Раздосадованная женщина убрала прозрачный экран. Придется лететь предписанным маршрутом: ее, словно эстафетную палочку, будут передавать с корабля на корабль. Довольно сложный вариант.
Невральное кружево Анаплиан проделало немало сложной работы, предугадывая, чего бы ей хотелось, еще до того, как она сама эта поняла. Каким бы сказочно удобным и технически впечатляющим это ни выглядело, подобное свойство кружева беспокоило Анаплиан сильнее всех остальных и заставляло обращаться к нему как можно реже. По большому счету, ей даже не требовались дополнительные сведения, чтобы проверить приближенные цифры. Среди этого безумного переплетения линий существовал лишь один очевидный маршрут. На путешествие потребуется не меньше ста двадцати девяти дней, если отправиться в ближайшие двое суток и при условии, что мортанвельды не выкинут чего-нибудь. Многое, похоже, зависело от того, решит ли мортанвельдский большой корабль «Вдохновляющий, слияние, посылка вызова», следуя из одного шарового скопления в другое, заглянуть на петлемир Сьяунг-ун.
Анаплиан уже собиралась отключиться, но тут ее начал беспокоить пока еще смутный вопрос: что же такое эти большие корабли мортанвельдов и петлемиры? И тут же перед ней начала расцветать целая иерархия все более сложных ответов: кружево, с оголтелым энтузиазмом чересчур восторженного ребенка, которого просят продекламировать стихотворение, поспешило извлечь и предъявить всю доступную информацию. Анаплиан отключила кружево с каким-то внутренним хлопком и вышла из этого мира с обычным чувством облегчения и неясной вины. Фантомный отголосок кружева успел сообщить, что сердце ее только-только завершает биение, начавшееся при подключении.
Наступило нечто вроде пробуждения — но после снов, где все было лучше прорисованным, более живым, прекрасным и даже правдоподобным, чем в реальности. Это было второй причиной, по которой Анаплиан не любила пользоваться кружевом. Интересно, подумала она, а каково нормальное состояние для Джерла Батры?
— Прошу прощения. Я думаю, что должна лететь, — сказала она.
— Думаете, Джан Серий? — печально спросил Батра.
— Я лечу. Я должна лететь.
— Понятно. — Теперь в голосе того, кто походил на пушистый маленький куст, вроде прозвучала извиняющаяся нотка. — Такое решение будет вам кое-чего стоить.
— Я знаю.
6. СХОЛАСТЕРИЯ
Фербин отц Аэлш-Хауск’р и его слуга Хубрис Холс скакали по разбитой дороге через лес облакодрев в направлении схоластерии Ксилискин-Анджринх. Они решили двигаться долгой полуночью гелиодинамика Гуим, тускловато-красное сияние которого напоминало розовый шрам на горизонте даль-полюса. Пока что они только дважды съезжали с дороги — в первый раз, чтобы избежать встречи с отрядом конных ихтьюэнов, во второй — когда вдалеке на дороге показался паровик. Внешность принца изменилась: Холс выбрил ему голову, а волосы на лице Фербина росли быстро (они были темнее волос на голове и почти каштановыми, что непомерно его раздражало). Он снял все свои кольца и другие королевские украшения и оделся в то, что Холс нашел на поле боя.
— С трупа? — пролопотал Фербин, оглядывая себя с ног до головы.
Холс счел за лучшее не сообщать принцу загодя о происхождении этой одежды. Облачаться в штатское для Фербина было внове.
— При беглом взгляде я не заметил на нем ран, ваше высочество, — резонно возразил Холс. — Только небольшое кровотечение из ушей и рта. И мертв он был уже дня два-три, так что все вши давно уже сбежали от холода. К тому же это был человек благородного происхождения — маркитант, если не ошибаюсь.
— Какого там благородного! Купец. — Фербин закатал рукава, выпростал руки и покачал головой.
Если воздушные силы и проводили рекогносцировку — маловероятную при такой темноте, — принц и его слуга ничего не заметили. Никто не пикировал вниз, намереваясь разобраться, что это за путники — Холс на своем рауэле и Фербин на мерсикоре, которого слуга привел на руины над рекой четырьмя днями ранее. Чтобы не уснуть по дороге, они жевали корень крайла: у Холса оказались запасы в седельном мешке. Это придавало их разговору довольно комический, на взгляд Хубриса, оборот. «Двое жвачных», — подумал он, но сказать об этом Фербину не решился.
— Хубрис Холс, твой долг — сопровождать меня, если я все-таки решу лететь.
— Позволю себе не согласиться, ваше высочество.
— Никаких несогласий. Долг есть долг. Твой или мой.
— Что касается королевства и королевских законов, то в этом я с вами не спорю, ваше высочество. Но в том, что выходит за их пределы, — тут вопрос спорный.
— Ты слуга, а я — принц! И ты должен делать то, что тебе говорят, черт тебя подери, даже будь я мелким дворянчиком с развалюхой из кирпича, шелудивой клячей и кучей детишек. Но как слуга принца, наследного принца, прибавлю я, королевского дома Хаусков... — От упрямства слуги у Фербина даже дыхание перехватило — принц был полон недоумения и недовольства. — Мой отец высек бы тебя, Холс. Слышишь? А то сделал бы и кое-что похуже. Черт тебя побери, я ведь законный король!
