«Дзунда» заходила ходуном, задрожала, завизжала, как живое существо, когда ударная волна от предыдущего ядерного взрыва словно подхватила дирижаблер и сотрясла до основания. Насельники ринулись кто куда, наталкиваясь друг на друга, на стены, пол, потолок, наполняя газовую атмосферу проклятиями и мусором. Выключились еще два экрана, но оставшихся хватало, чтобы показывать наступающий флот серебристых дредноутов — в перекрестном огне они окрашивались лиловым. Сверкали лазеры, снаряды-перехватчики и лучи, расходясь веером, прочесывали газ и поражали вращающиеся в быстром полете ракеты. Взорвались еще два черных корабля, потом третий: они распались и начали падать по спирали, но еще два гигантских дредноута исчезли в мощных, таких, что гасли экраны, взрывах.
Еще два дредноута были внезапно поражены ярчайшим лучом, ударившим откуда-то сверху, из ясного желтого неба. Сначала луч прошел между ними, отчего оба массивных корабля вздрогнули, словно им кто-то подставил подножку. Потом луч разделился на два параллельных, каждый из этих фиолетовых стержней в одно мгновение сузился и ударил по своей цели — дредноуту, как топор по шее.
Трибуны (погруженные теперь в полутьму, освещаемые дергаными, судорожными вспышками боя, сцены которого мелькали на экранах, наполненные дикими запахами и безумным ревом насельников, не знавших, затягивать заупокойный плач или кричать «ура») достигли некой хаотической трансцендентности, когда заиграла очень громкая, но вызывающе успокоительная музыка — следствие сбоя в автоматической системе управления гостями, которая очнулась, перешла к шизофренической активности и попыталась распространить спокойствие среди присутствующих.
— Что, — расслышал Фассин, невзирая на столпотворение, тихие, но отчетливые слова ближайшего насельника, — это еще за херня?
(Еще один черный меркаторийский корабль, еще один серебристый дредноут, разнесенный на мелкие кусочки, и, соответственно, еще один расцветший ядерный цветок. Еще пара дредноутов сотряслась от первого прикосновения фиолетового луча, сверкнувшего с высоты.)
А на противоположном экране, направленном вниз, в широкую чашу бездвижной сердцевины шторма, из застойных газов штормового основания появился громадный темный, отливающий красным шар, который тащил за собой огромный газовый хвост и напоминал до нелепости целеустремленную шаровую молнию. Он имел несколько километров в диаметре и был исполосован бороздками наподобие миниатюрного газового гиганта, отчего Фассин на одно безумное мгновение подумал, что вот он, дворец иерхонта Ормиллы, медленно и ровно поднимающийся сюда, чтобы поучаствовать в драке.
Мятые обломки сбитого, дымящегося корабля Меркатории, падавшие на этот призрак, словно подчеркивали громадность сферы: казалось, они летят где-то позади поднимающегося шара, и стало ясно, что в поперечнике он достигает трех-четырех километров.
Но сбитый корабль пролетел спереди и заставил пересмотреть эту цифру до шести-восьми.
Два тонких, как нить, желто-белых луча внезапно достигли громадного шара и, похоже, вонзились в него, но без всякого результата. Сверху по шару ударил фиолетовый луч, который разошелся по поверхности, как бы пытаясь, измерив окружность, определить ее диаметр — семь или восемь километров, — а потом стал сужаться.
По гигантскому шару рассыпались черные точки.
«Дзунда» сотрясалась опять и опять, встречая своим корпусом новые ударные волны. Фассин смотрел, как поднимается громадная сфера, насельники вокруг толкали и толкали его, и он в конце концов потерял Валсеира.
Верхнюю полусферу огромного шара испещрили, по видимости в беспорядке, около полусотни черных пятнышек. Одно из них появилось в центре быстро сужающегося, фокусирующегося фиолетового луча. Когда яркость луча стала невыносимой и глаз уже не видел черное пятнышко в его центре, оно словно запульсировало и стало расползаться. Потом луч исчез, и в это же время каждое пятнышко внезапно стало основанием для тонкого столбика чистого белого света. Лучи исчезли мигом, чуть ли не сразу же после своего появления, и остался только их образ, выжженный в каждом незащищенном глазу и недостаточно аттеньюированных камерах.
Тишина — правда, «Дзунду» сотряс еще один бешеный удар, отчего все трибуны заскрипели и задрожали. Погасло еще несколько экранов. Громкая утешающая музыка смолкла. На двух оставшихся экранах недалеко от «Дзунды» были видны темные корабли — целая эскадрилья, целая стая: большая часть корпуса каждого из них догорала, становясь добычей ветра, нетронутыми оставались только длинные иглообразные носы и хвосты со стабилизаторами, которые падали, как метеоры, волоча за собой в глубины шторма тонкий дымный след.
На ближайшем экране было видно, как камера рыщет по небу в поисках хоть одного целого корабля Меркатории, но находит только новые и новые дымы, новые облачка пепла, уже уносимые ветром.
На другом экране показывали картинку с камеры, уставившейся в небо: какое-то желтое сияние угасало и исчезало по мере охлаждения, поначалу оставаясь неподвижным относительно местности внизу, а затем начав смещаться к востоку.
Огромная сфера по-прежнему поднималась, хотя теперь, по мере приближения к зрительскому флоту, все медленнее. Оставшиеся дюжины две отполированных, как зеркало, дредноутов снижали скорость и наконец остановились по одну сторону от искалеченных и разбросанных повсюду кораблей.
Восторженный рев по случаю полной (и неожиданной) победы быстро набирал силу в глотке каждого насельника по всей длине трибун, постепенно переходя в лязгающую, грохочущую какофонию головоломных, мыслеубойных звуков.
Потом ряд сокрушительных, циклопических ударных волн потряс «Дзунду» — так порывы ветра полощут флаг. В потоке шума — словно разразилась аплодисментами банда титанов — утонул восторженный гомон насельников.
Все экраны потемнели. Дирижаблер накренился еще раз, а потом стал падать. Те насельники, которые еще не направились быстрехонько к выходу, немедленно сделали это. Соседи Фассина повлекли его за собой — вверх по трубе, к которой он и стремился с самого начала, потом наружу, сквозь широкую воронку выхода, на обзорную галерею, а оттуда, через сильно растрескавшуюся алмазную крышу, — в побитые и помятые наскеронские небеса.
— Хотите сказать, что ваши, мать их, сказочки о тайных кораблях и гипероружии на самом деле правда? — спросил Фассин.
— Судя по всему, — сказал Айсул, оглянувшись, — так оно и есть.
Они находились где-то внутри «Изавта» — громадного сферического корабля, который за полсекунды уничтожил почти весь флот Меркатории (включая командный пункт орбитального базирования, а также тяжелую платформу стратегической поддержки). Название «Изавт» носил Планетарный протектор (Отрицаемый), о котором ни Фассин, ни кто-либо еще, спасенный с уничтоженных и покалеченных кораблей зрительского флота, и слыхом не слыхивал.
Это, как указал Айсул, был в общем-то неопровержимо убедительный подвид отрицаемости.
Конечно, ходили слухи и мифы о секретном военном потенциале насельников. Говорили, что недальновидно и глупо ввязываться в драку с таким древним и широко распространенным видом, существовавшим с незапамятных времен, но (поскольку источником этих слухов, мифов и пересудов, казалось, были сами насельники), как правило, никто не воспринимал их всерьез. Насельники столь часто, напыжившись и надувшись, рассказывали о том, какие они замечательные и блестящие (и в то же время казались со стороны такими самовлюбленными, такими эгоистичными и безразличными по отношению к своим родственникам на других планетах, такими чужими по отношению не только к остальной цивилизованной галактике, но и к собственной бесчисленной диаспоре), что неизбежно заслужили себе репутацию тщеславных фантазеров, а все их хвастливые россказни о победоносных кораблях и могущественном оружии воспринимались в лучшем случае как фольклор, воспоминания о былом, давно утраченном величии, ныне сменившемся полным упадком.
