— Брр! — проговорил гигантский черный э-костюм. — Вот, значит, что такое бессознательное состояние? Отвратительно. И сильно подозреваю, что это его неотъемлемое свойство.
Фассин был рад, что у него появился единомышленник. Он начал прогрев и проверку систем своего стрелоида. Рычаг правого манипулятора, кажется, заело, а механизм саморемонта достиг пределов своих возможностей. В последние несколько месяцев реального времени тот работал плоховато, неровно, а потом его вообще заклинило. Фассин подумал, что ему еще повезло — столько всего позади и пока что никаких отказов оборудования, и это при всех нагрузках на газолет после вылета с Третьей Ярости.
— Но небезынтересно! — заявил сцеври; голос его звучал оглушительно в пространстве, где почти не осталось пустого места. Аумапил из Аумапила оказался еще более шумным, чем Айсул. — Так-так, — сказал он. — Да, более чем определенно, это вызывает интерес. Вы уже проснулись или я — первый? Ха-ха!
— Или проснулся, или это очень шумный кошмар, — брюзгливо сказал Айсул, невидимый по другую сторону сцеври.
— Аналогично, — сказал Фассин.
— Супер! Так мы уже прибыли?
Они уже прибыли. И не прибыли.
Когда изображение на экране прояснилось, они поняли, что находятся в средних слоях атмосферы газового гиганта. «Велпин» под конец вошел в штопор на высоких скоростях, и вырубались они на сей раз жестче, чем раньше. Путешествие заняло два дня.
Как заверил уракапитан, они находились в Ровруэтце, Диреальете — погодная область и газовый регион Нхуасте, местного газового гиганта.
Аумапил из Аумапила не скрывал радости. Все так, как он и думал! Он чуть не выпрыгнул из газового тамбура «Велпина» в громадное затененное пространство необозримых кореньтуч и затеняющих горизонт лучку полов. От возбуждения сцеври закрутился, как центрифуга. Они провели день, не замеченные ни одним из насельников, исследуя предположительные останки созидателя, страшно напоминающие заброшенный шарогород насельников, если насадить его на вершину поврежденной и бесхозной поястурбины в миллион километров поперечником. Все это было весьма впечатляюще, но, как поняли Фассин и Айсул, не имело никакого отношения к предмету их поисков.
«Ведь это не Ровруэтц, Диреальете, да?» — просигналил Фассин истиннодвойне вскоре после прибытия, пока Аумапил из Аумапила носился туда-сюда по руинам, калибруя свои инструменты и делая съемки.
«Вы что — спятили? Конечно нет».
«Диреальете на другой стороне галактики».
«Несколько дней пути».
«Это система?» — спросил Фассин.
«Система».
«У меня она нигде не зафиксирована», — сказал истиннодвойне Фассин.
«Правильно. Это название на старом языке».
«На одном из диалектов».
«Вот, значит, где собака зарыта», — отправил Фассин.
«Именно».
«Наш друг получает то, что ему надо, мы получаем то, что нам надо. Два из двух. Один из самых удачных для нас полетов».
«А мы пока только попусту тратим время», — отправил Фассин.
«Время само себя тратит».
«Кто мы такие, чтобы плыть поперек его пути?»
Кверсер-и-Джанат предложили ошалевшему ученому-сцеври остаться, обещая вернуться за ним позднее (провести его было довольно-таки непросто), потом объяснили, что им теперь и в самом деле пора возвращаться, а он заявил, что ему еще многое нужно обследовать. Тогда просто махнули на него рукой и стали ждать. Сцеври, вращаясь по спирали, вонзился в заброшенный город и вскоре сообщил Фассину, что Аумапил из Аумапила наконец разобрался, что тут к чему, и через минуту возвращается на борт для обратного перелета, после чего Кверсер-и-Джанат пристегнули Айсула и Фассина, закрыли наружные люки и стартовали, предупредив пассажиров, что их ждет довольно резкий вход в спираль.
«Какого хера? — успел отсигналить Фассин Айсулу до отключения систем газолета. — А как же сцеври?»
Насельник уже был в курсе дела.
«Неплохая шутка, а?» — с улыбкой просигналил он в ответ.
«Вы предупредили Аумапила, что собираетесь стартовать?» — просигналил Фассин через стенной экран Кверсеру-и-Джанату на мостике.
«Да».
Фассин подождал, но больше ничего не поступило. Прошло еще несколько секунд, и он отправил:
«И?»
«Он нам не поверил».
«Посмеялся».
«И вы, значит, просто бросили этого сказочно богатого, с хорошими связями в политике, доверившегося насельникам идиота на газовом гиганте его системы?»
«Что-то вроде этого».
«Нельзя сказать, что мы его не предупреждали».
«Условия пропуска».
«А вы не думаете, что за ним могут начать охотиться или он просто умрет? — спросил Фассин. — Или вернется домой очень рассерженный?»
«Предположим, такая вероятность существует».
«Продолжайте».
«Вернется домой очень рассерженный на всех насельников? И это может обернуться неприятностями для всех насельников, которые живут на Нхуасте?»
«В точку».
«Может вызвать трения».
«Потеря баллов!»
«Может, нам стоило предупредить кого-нибудь, что мы оставляем этого длинноспинного дырососа».
«Думаю. Мысль. Знаю! Мы пошлем сигнал».
«Рады?»
Фассин даже не успел ответить.
«Больше нет времени на разговоры. Выключайтесь. Входим в спираль».
* * *
Архимандрит Люсеферус делал смотр своим силам. Ближайшие части были здесь перед ним, внутри концентрически расположенных корпусов главного боевого корабля «Люсеферус VII»: это были его космические и наземные ударные войска. Все стояли по стойке «смирно» у своих хищных с виду аппаратов, которые могли действовать в любой среде и были оснащены высокотехнологичным оружием. Боевые корабли, корабли поддержки, транспортные суда, спускаемые аппараты, бомбардировочные мониторы, беспилотные истребители вертикального взлета, ракетоносцы, разведывательные аппараты и много чего еще, а вдобавок разного рода тяжелые корабли, простиравшиеся вдаль, насколько хватало глаз, хотя вдалеке они были всего лишь проекциями. Но они были настоящие, существовали в реальном времени и находились на расстоянии в несколько секунд от ядра флота вторжения, неоспоримым стальным сердцем которого был главный боевой корабль «Люсеферус VII».
Это было в некотором роде любимым развлечением архимандрита. У него стало традицией устраивать такой вот смотр своим силам перед каждым большим сражением, а в особенности перед вторжением в ту или иную систему; устраивал он смотры просто потому, что это на удивление сильно щекотало его самолюбие. Даже чувство от победы (от сокрушения противника, его полного подчинения) было едва ли сравнимо с этим, когда все силы, обреченные вскоре быть брошенными в беспорядочно-кровавую битву (где начнутся убийства, грязь, кровь, раны, утраты и все такое), стояли, сидели, лежали, парили и летели перед ним в идеально ровном строю, сверкая, сомкнув ряды, построившись идеально ровными шеренгами, симметрично и систематически, излучая — все до единого — мощь, угрозу и обещание.
