Фассин бросил взгляд на крейсер сопровождения в кратком разрыве среди туч, в нескольких километрах от них. Другие дредноуты и защитный эскорт из малых кораблей расположились вокруг них по фронту шириной в сотню километров и глубиной в тридцать. Ребенок-раб, добравшись до одной из оконечностей винта, не удержался и сорвался вниз со сдавленным криком, затем ударился о внутреннюю кромку наружной защитной сетки. Вопль его смолк, и обмякшее тело оказалось в струе от всех винтов, которая, закрутив, швырнула его назад, где оно едва избежало нового столкновения с хвостовой частью. Тело исчезло за огромным вертикальным стабилизатором. Потом оно снова показалось на глаза, но теперь, неторопливо вращаясь, медленно устремлялось вниз — в обволакивающую его облачную дымку. Никто из насельников на катерах не удостоил падающее тело взглядом. Десятки оставшихся детей-рабов продолжали сантиметр за сантиметром продвигаться по гигантским лопастям.
Фассин посмотрел на полковника.
— Ай-яй-яй, — сказал он.
Они напросились в попутчики на дредноут, отбывающий к театру военных действий.
Из дома Айсула до центрального вокзала они добирались на тучевагоне, вернее, на двух тучевагонах — во втором разместились багаж Айсула, его дополнительная одежда и Шолиш. Там они сели в поезд дальнего следования из примерно девяноста вагонов, направляющийся к границе зоны ноль (экваториальной зоны) и полосы А, за двадцать тысяч километров. Большую часть пути Айсул жаловался на тяжелое похмелье.
— Вы хотите сказать, что существуете в нынешней форме вот уже десять миллиардов лет, но так и не нашли действенного средства против абстинентного синдрома? — недоуменно спросила Хазеренс.
Они парили в вагоне-ресторане, дожидаясь, когда на кухне рассчитают точный химический состав ирилейтской пищи. Айсул ответил приглушенным голосом из-под прозрачной накидки — насельнического эквивалента темных очков:
— Страдания считаются частью процесса, как и жалобы на них. А также, я бы добавил, и сочувствие, которое страдалец получает от товарищей.
Вид у полковника был скептический.
— А я считала, что вы не чувствуете боли. Разве нет?
— Физической боли — не чувствуем. Наша боль носит душевный характер и обусловлена осознанием того, что мир далеко не так совершенен, как это казалось накануне, и что ты, возможно, выставил себя в дурацком свете. И так далее и тому подобное. Я полагаю, маленьким насельникам это недоступно.
С поезда они сошли в Нуэрсотсе, сферическом городе, повисшем на средней высоте в кипящих неровных кромках северного окончания Экваториального пояса. Нуэрсотсе в диаметре едва достигал тридцати километров, по насельническим меркам был довольно плотно населен, имел высокую прочность и маневренность. Примерно раз в час, по мере приближения одного из колес полосного рубежа, один за другим отбывали конвои скоростных транспортов.
Потом они сели на первое колесо Нуэрсотсейско-Гвефутского полосного рубежа — колоссальное, сложное сооружение в две тысячи километров поперечником, которое вращалось на границе двух атмосферных полос, углубляющихся друг в друга на тысячу километров; вся его огромная масса крутилась под воздействием разнонаправленных газовых потоков по обе стороны от нее. На большинстве газовых гигантов колеса полосных рубежей являлись самыми крупными подвижными структурами, если не брать в расчет опоясывающие эти планеты сети тучетуннелей. Последние двигались в самом тривиальном смысле — носились вокруг планеты со скоростью несколько сотен километров в час вместе со всем, что находилось в планетарной полосе. Насельники считали такое состояние неподвижным.
Колеса полосных рубежей вращались на самом деле, перенося транспорт и материалы с одной полосы на другую при минимальной турбулентности и относительной безопасности, плюс к тому их веретенообразные ведущие валы производили огромное количество электроэнергии. Валы эти выступали из верхней и нижней ступиц, образуя громадные полусферы, нижние ободья которых были усыпаны микроволновыми тарелками, имевшими в поперечнике сотни метров; эти тарелки вращались с головокружительной, немыслимой скоростью, излучая свою энергию на внешнее кольцо неподвижных тарелок, тоже громадных, откуда энергия поступала на пристыкованные к ним энерготранспортеры.
В момент их прибытия колесо и город находились на окраине небольшой пограничной бури, хотя оба со всей возможной оперативностью выводились из опасной зоны. Когда транзитный корабль с усиленным на случай высокой турбулентности корпусом принял пассажиров и поспешил с вокзала тучетуннеля на колесо, казалось, будто все, начиная с планеты и кончая Фассиновыми зубами, дрожит и вибрирует: надрывно ревели двигатели, завывал ветер, колотил по поверхности корабля аммиачный град, сверкали молнии, а под воздействием магнитных полей различные части багажа и снаряжения Айсула гудели, шипели и искрили.
И хотя их закрутила гигантская центрифуга колеса, прижав к его внутренней поверхности, время, проведенное внутри, показалось им относительно спокойным, даже несмотря на безумную волнообразную качку при пересечении границы зоны и пояса.
Гвефут пострадал от бури гораздо больше, чем Нуэрсотсе. Внешнее экваториальное кольцо города бешено вращалось, части его периферийных окраин и наименее благоустроенные районы разрывались на части и улетали прочь в беспорядке, наподобие шрапнели. Кораблю пришлось нырять и петлять, уходя от обломков, но наконец он оказался прямо перед сортировочной станцией тучевагонов, расположенной за пределами города, — косой срез кабельных трубок, медленно раскачивающихся на ветру наподобие огромного анемона.
Последовал еще один многотысячекилометровый переход по тучетуннелю сквозь обширные пространства пояса А и Северную тропическую область, еще один переход по колесу (на сей раз более спокойный) во вторую зону и, наконец, пересечение срединной линии зоны. Стали чаще попадаться военные, чем гражданские средства передвижения, — транспорты и поезда с насельниками, провиантом, материальной частью, направляющиеся на войну.
В Толимундарни, на границе военной зоны, военная полиция согнала их с поезда — ее не убедили гневные доводы Айсула, который ссылался на высочайшую приоритетность, чрезвычайно официальный характер экспедиции (да какое экспедиции — поиска!), в которую он отправляется с двумя этими (да, двумя этими) знаменитыми, вхожими в коридоры власти досточтимыми инопланетными гостями, имеющими неизмеримо высокую исконную пансистемную межвидовую репутацию, причем дело является крайне судьбоносным, о точных деталях его он, к сожалению, не имеет права говорить даже таким безусловно важным и, несомненно, рассудительным представителям вооруженных сил, но которые тем не менее, он в этом не сомневается, целиком и полностью осознают важность их миссии, а потому предоставят гостям безусловное право беспрепятственного проезда, обусловленное обычным хорошим вкусом и тонким пониманием естественной справедливости, которые ни в коем случае не будут поколеблены тем фактом, что сотрудничество с ними принесет военным умопомрачительное количество баллов…
Они выплыли в туннелебутон, наблюдая, как состав исчезает из виду. Шолиш носился по гулкому пространству, пытаясь собрать все плавающие и упавшие части выброшенного из вагона багажа.
