Год получился удачным и для самого Кеннета. Би-би-си – да будут благословенны ее хлопчатобумажные носки – взяла несколько рассказов из его первого сборника. Целая неделя «Джеканори»
[71]
отведена ему, и всего за полтора месяца до Рождества! Наводит на мысль: а не отдохнуть ли от учительства годик-другой?
– Хотел бы я разделять твою веру в перемены,– вздохнул Фергюс и хорошо приложился к стакану.
– А перемены происходят все время, Фергюс. Тасуются гены, проверяются новые идеи. Да сам посуди: что было бы сейчас с твоей фабрикой, если бы ты не внедрял новые технологии?
– Лучше бы жилось.– Фергюс уныло посмотрел на Кеннета.– Вся выручка за обычные пресс-папье идет на поддержание спецотдела. Больно нас бьют по карману эти высокие технологии.
– А может, ты просто недостаточно вкладываешь? Жмотишься? Гляди, сожрут тебя большие дяди. Так уж мир устроен: всяк капиталист о монополии мечтает. Все вполне естественно. Не стоит из-за этого переживать.
– Ты по-другому запоешь, когда нам придется закрыть фабрику и всех выгнать на улицу.
– О черт! Ферг, неужели все так серьезно? Фергюс еще больше насупился и пожал плечами:
– Да, серьезно. Мы предупреждали профсоюзников, что до этого может дойти. Новая забастовка или резкое повышение зарплаты – и вылетаем в трубу.
– Гм…—Кеннет глотнул виски и с тревогой подумал: он что, правда не шутит? Фабриканты часто выдвигают подобные угрозы, но вроде бы нечасто их выполняют. Кеннета немного удивило, что Хеймиш ни словом не обмолвился о тяжелом положении фабрики, а ведь он всегда ставил фабрику и церковь выше семьи и друзей.
– Не знаю,– покачал головой Фергюс.– Не будь мы так привязаны к этому месту, я бы, наверное, плюнул на все и махнул куда-нибудь: в Канаду, или в Австралию, или в Южную Африку.
Пришел черед Кеннету приуныть – хотя бы притворно.
– Да, Ферг,– сказал он,– в ЮАР бы тебе, небось, понравилось. Но все-таки не рекомендую, если хочешь держаться подальше от красного прилива.
– Гм…– Фергюс кивнул, не сводя глаз с жены, говорившей теперь с Шоной Уотт.– Может, ты и прав.– Осушил стакан, повернулся к сервировочному столику с бутылками и снова щедро налил себе виски.
Антонайна хлопнула в ладоши и пропела:
– Эй вы, зануды, все идем играть в шарады! Кеннет допил виски с содовой и прошептал:
– Ненавижу шарады.
* * *
– Хендрхс-с… мне он никда не нрлся. Выскчка тлстгубый… Да еще и пдрила…– слхала, что поет? «Прсти, а я цлую парня…
[72]
» Выр-р-дык… Тшнит прсто…
– Фергюс, заткнись.
– «Прсти, а я цлую парня…» П-пидр чрнамазый.
– Лахи, ты уж извини, что тебе это терпеть приходится.
– Да ничо, миссис Эрвилл. А вы но, ремнем не пользуетесь?
– Нет… В коротких поездках – нет.
– Лахи? Лахи… Лахи! Лахи, извни, что так плчи-лось. Ну, с глазм… Прда, мне очень жль… Нкда ся не прщу, нкда… Дай я тя обнму…
Фергюс попытался сесть прямо на заднем сиденье старого «ровера» – не удалось. А удалось только голову поднять и оторвать от спинки сиденья одно плечо, но тут же он снова обмяк, привалился к кожаному чехлу и закрыл глаза.
Вокруг него рокотала машина… Рокотала еще успокоительней, чем стучали в былые дни колеса вагонов. Он пытался вспомнить былые дни…
– Точно – ничего, Лахи?– спросила Фиона, уводя машину с шоссе на подъездную дорожку перед замком. Фары проделали световой туннель между деревьев и рододендронов.
– Да ничо.
Лахлан Уотт уже собрался уходить с вечеринки Хеймиша и Антонайны, когда у пьяного в стельку Фергюса отказали ноги, и Фиона решила, что пора везти мужа домой. Она предложила подкинуть Лахи до дома его брата, но в пути Фергюс уснул. Когда доехали, он громко храпел и на женины крики и встряхивания не реагировал. Лахи предложил ехать в замок, там он поможет вынести Фергюса из машины и дотащить до кровати, а после Фиона отвезет Лахи обратно.
– Господи, ну и позорище!– сказала Фиона, когда дорожка сделала поворот и впереди ночную мглу прорезали огни замка.– Я бы няньку попросила помочь, да только у нас сейчас другая, подменяет… Наша-то как регбист сложена, запросто унесла бы Фергюса на плече, а эта девчонка – совсем соплюха… Ее Ленни зовут, вот ее машина. В таком щенячьем возрасте за руль садиться…
Фиона остановила «ровер» впритык к бамперу битого «мини», ступила на гравий перед парадной дверью замка.
– Лахи, спасибо тебе, ты такой молодчина…
– Да без проблем, миссис Эрвилл. Фиона повернулась к нему и улыбнулась:
– Лахи, я – Фиона. Когда называешь меня «миссис Эрвилл», я себя старухой чувствую.
– Ладно, Фиона,—ухмыльнулся Лахи. Мальчишкой он был худым, субтильным, а вырос в долговязого, жилистого мужчину. Несколько лет службы на торговом флоте и жизни в Австралии сказались на его коже: она теперь смахивала на мелкозернистую наждачную шкурку. Стригся он не по моде коротко. Оба глаза блестели. Лицо было простецкое, но волевое и здорово выигрывало в сравнении с лицом Фергюса.
– Вот так-то лучше,—улыбнулась Фиона и повернулась, меняя выражение лица на брезгливое, к человеку на заднем сиденье. Фергюс как раз захрапел.– Ну что, будим эту тушу?
Разбудить «тушу» не удалось. Фиона пошла в дом – сказать няне, что она может ехать домой. Лахи тем временем пытался поднять Фергюса.
– Подъем! Ферг, проснись! Ферг!—Лахи хлопал его по щекам – тяжелый подбородок колыхался как студень.
– Хр-р…
– Подъем!—Лахлан дал Фергюсу пощечину покрепче.– Хватит дрыхнуть,– тихо сказал он.
– Хр-р… Хендркс-с, вырдык…
Фергюс вдруг проснулся: руки бестолково размахивают, в глазах – дикий блеск, из горла – только слабое бульканье. В следующий миг он скатился с сиденья на пол и тотчас снова захрапел.
