Кайла, наш ассистент — супергик с угасшим взглядом, в обычных своих очках-хамелеонах и камуфляжных штанах, занималась бесконечной вечерней рутиной: сидела на телефоне, то есть принимала на себя удары и наносила превентивные, строчила в блокноте и что-то вешала, негромко и монотонно, но убедительно.
Никки встряхнула головой и заковыляла к другой рамке, висящей на стене офиса. Теперь у нее остался только один костыль, но она еще хромала. Гипсовую повязку покрывало множество разноцветных посланий. Никки очутилась здесь потому, что я знал об ее неравнодушии к Radiohead, а Том Йорк-как раз собирался прийти поучаствовать в нашем дневном выпуске, транслируемом во время обеденного перерыва. Только что выяснилось, что он не явится, потому я мог предложить бедной девочке только экскурсию по радиоцентру, закончившуюся в узком и разделенном перегородками помещении неправильной формы, где мы с Филом, двое ассистентов да еще иногда парень, проводивший для нас кое-какие исследования, каждый день выпускали нашу передачу. Отсюда открывался прекрасный вид на белую кирпичную кладку светового колодца, всю в дождевых подтеках; правда, если присесть у окна на корточки и повыше задрать голову, удавалось увидеть небо.
Стены офиса были густо увешаны постерами инди-групп, о которых я никогда не слышал, — подозреваю, Фил нанимал ассистентами только тех, кто глубоко презирает все, что звучит у нас в эфире, в этом проявлялся его маленький бунт против системы, — однако у нас имелось и кое-что посолидней (например, непременный портрет Нашего Дорогого Владельца, сэра Джейми, — такие висели в каждом офисе), прибавьте еще несколько золотых и платиновых дисков, подаренных музыкантами и группами, которым их фирмы звукозаписи бесстыдно наврали, будто мы помогли им сделать карьеру, а также — чем я на самом деле гордился больше всего — скромную, но отменного качества коллекцию вставленных в рамки ругательных писем, присланных по каким-либо особо знаменательным поводам.
— Вот это написано адвокатом, — проговорила Никки, нахмурившись.
— Просто как образец жанра, — проворчал Фил.
— Да, — подхватил я, — Мной было высказано предположение, что если ускорить «You Are the Sunshine of My Life»
[27]
Стиви Уандера, выйдет главный рифф «Лейлы» старины Клэп-тона
[28]
. Грозили подать в суд, но потом как-то рассосалось.
— Дуэйн Оллмэн
[29]
,— встрял Фил.
— Что? — не понял я.
— Рифф этот придумал он, а не Клэптон. Говорят.
— Знаешь, Филип, в губах очень много кровеносных сосудов. Почему бы тебе не прилепить никотиновый пластырь туда?
Никки больно ткнула меня локотком под ребра и кивнула на следующую «рамку позора»:
— А там что?
— Там? А, первая угроза убийства, — произнес я с возмутительной, хотелось бы надеяться, скромностью, — Было чем гордиться.
— Угроза убийства? — переспросила Никки, и в ее широко распахнутых глазах зажглись огоньки.
— Да, дорогая. Из смешной, сонной Северной Ирландии, где время как будто остановилось. Я предложил позволить оранжистам сколько угодно маршировать через католические кварталы, но за каждый такой марш они должны были согласиться на проведение другого, столь же многолюдного, на своей территории, в лоялистских кварталах, причем с республиканскими триколорами, портретами Бобби Сэндса…
— Который в семидесятые устроил голодовку протеста, для республиканцев он мученик, — снова встрял Фил.
— …с распеванием республиканских гимнов и тому подобной всячиной, — продолжил я как ни в чем не бывало, — Позднее сия мысль трансформировалась в мой универсальный рецепт для решения северноирландской проблемы, состоящий всего из трех слов: «Объединение, федерализация, секуляризация. (Примите к сведению и действуйте.)».
— Это восемь слов, — промямлил Фил.
— Это я заранее сделал допуск на редактуру, — сказал я, глядя на Никки ясными глазами, — Так или иначе, мое предложение было, как видишь, встречено в штыки, знаешь, они там в Северной Ирландии жутко обидчивые.
Прокашлявшись, Фил изрек:
— Кстати, думаю, ты приобрел в тех краях немало фанатов своим искрометным замечанием, будто Красная рука
[30]
, этот символ Ольстера, в свое время упала на землю Северной Ирландии, отдавая ее неудачнику, проигравшему соревнование и готовому пойти на членовредительство, дабы заполучить кусок этой дерьмовой трясины, над которой вечно идет дождь и которая больше похожа на выгребную яму.
— Видишь? Изо всех сил тужишься, чтобы выявить местный колорит в каком-нибудь медвежьем углу, а глупые людишки так и норовят понять все превратно.
— Уверена, твоя Нобелевская премия мира уже лежит на почте, дядя Кен, — успокоила меня Никки. — А что это?
— Первая угроза прикончить меня, поступившая из-за границы, — объяснил я, — А все из-за нашей тогдашней новой, с иголочки, веб-страницы. Там зашла речь о старой как мир проблеме: давать людям в руки оружие или нет. Если память не изменяет, я считал, что не стоит. Но тут же отметил, что для США время уже упущено; американцы сами застелили себе постель, пусть теперь в нее и ложатся. В Штатах, по моему мнению, не нужны никакие законы, ограничивающие владение оружием. Собственно, я признал, что там ношение пистолетов следует даже сделать обязательным для всех подростков. Это, конечно, может привести к массовому их отстрелу, но кто поручится, что в конечном итоге такой исход не окажется благом для остального мира? Количество этих маленьких стервецов, досаждающих всему свету, сильно бы сократилось. И стоит ли ограничиваться только револьверами да автоматами? Почему бы не воспользоваться также гранатометами, не перейти к минометам и гаубицам, не порезвиться с зенитками и тяжелыми орудиями серьезного калибра? Существует, кстати, также химическое и бактериологическое оружие, оно тоже не лишнее, оно, пожалуй, должно бы прийтись по душе гринписовцам. А еще есть ракеты дальнего радиуса действия. В том числе с ядерными боеголовками. И если какой-нибудь злобный придурок решит накрыть Манхэттен или Вашингтон — ну, не повезло. Но ничего не поделаешь, такова цена, которую приходится платить за свободу.
