— Да как ты посмел, поганый язычник, даже помыслить о подобном!
— Янки это одобрят, — сказал я ему. — Кабельные каналы заполучат наконец такой футбол, который можно будет чередовать с рекламой каждые три-четыре минуты, не слишком перенапрягая способности восприятия среднего жителя Иллинойса.
— Серия таких пенальти стала бы чудовищным извращением лучшей в мире игры, — скорбно произнес Крейг, — Решать дело подбрасыванием монеты было бы и то благороднее. Там, по крайности, никто бы не сомневался, что все дело в чистом везении.
— Ты рассуждаешь, словно представитель Шотландской футбольной ассоциации. Я же говорю о будущем, ты, косный традиционал. Присоединяйся к моему плану или переключайся на клюшку, чертов луддит.
Крейгу очень убедительно удалось притвориться, что он ничего не слышит. Он вовсю таращил глаза на свою стереосистему, где «Плей»
[54]
приближался к стопу.
— Моби, — сказал он, переводя взгляд на меня.
— И что с ним?
— Тебе не кажется, что он чуток похож на Фабьена Бартеза?
[55]
Позже, дожидаясь прибытия вызванного мною такси, мы сидели на диване в гостиной, покуривая еще один, последний косяк и выпивая на посошок еще по бокалу вина.
— Эмма утверждает, что мы никогда не разговариваем о серьезных вещах, — сказал Крейг.
— Вот как?
— Именно. И это примерно триста седьмой пункт в ее списке, озаглавленном: «Почему Крейг сущий гондон».
— Что ж, если ей хочется поболтать с тобой о чем-то по-настоящему важном…
— Нет-нет. Речь не о нас с ней, а о нас с тобой.
Я уставился на Крейга.
— Что она имеет в виду?
— Наверно, что мы с тобой не сплетничаем.
— То есть что мы толкуем о вещах, которые держим за важные, типа футбол, секс, политика, а не о том, к примеру, кто там из знакомых с кем спит?
— Примерно так, — согласился Крейг, почесав затылок, — Каждый раз после наших с тобой встреч она спрашивает о твоих матери, отце и брате, интересуется, как там у тебя дела с Джоу, а мне приходится пожимать плечами — ничего, мол, не знаю.
— Вот оно что.
— В таком случае, Кен, как там твои предки, братец Йен и подружка Джоу?
— У них все в порядке, спасибо, Крейг.
— Спасибо… Когда я в следующий раз встречу мою первую жену, в данный момент проживающую отдельно, то обязательно поставлю ее в известность.
— Кстати, как она поживает? Какие у вас теперь отношения?
Отчего я всегда чувствовал себя таким виноватым, спрашивая об Эмме? Она была другом, она всегда много значила для Крейга, и я не сомневался, что так будет всегда, мы с ней провели вместе всего одну пьяную ночь, о чем оба жесточайшим образом сожалели, желая вычеркнуть тот эпизод из жизни, так почему я до такой степени ощущал себя предателем, спрашивая о ней Крейга?
— Какие-то есть, — вздохнул Крейг, — Хреновые, но есть. А ты? Все еще с Джоу?
— Ага.
— Еще кто-то?..
— Да нет, собственно. Так… — Я скривил рот.
— Стало быть, по-прежнему шастаешь налево-напра-во? — проговорил Крейг с добродушной улыбкой.
Я неловко поежился.
— Ну, не так чтобы налево-направо. Так, время от времени делаю вылазки из-за забора, чтобы…
— Перехватить мяч.
— Мне скорей бы пришла на ум аналогия с пахотой и разбрасыванием семян, однако можно выразиться и так, — согласился я.
Крейг задумчиво посмотрел в сторону.
— Пожалуй, в свое время мне следовало бы заниматься этим активней.
— Господи, дружище, тебе же тридцать пять. Самый расцвет. Бог ты мой, рано еще сбавлять обороты.
— Да, но почти все мои приятели женаты, а работаю я в основном дома, так что ни тебе знакомства в буфете за чашечкой кофе, ни флирта у копира.
— Да, слушай, а как там твоя работа? — поспешил я переменить тему, — Наплодил в последнее время хороших вебсайтов?
Крейг застонал:
— Не спрашивай. Целый день чистил компьютеры от вирусов. Какое-то дерьмецо все-таки просочилось; должно быть, какой-нибудь говнюк забавляется на своем допотопном долбаном «синклер спектруме» в какой-нибудь гребаной Верхней Казактавии. А как у тебя?
— Невежливо спрашивать у радиоведущего о его работе, — сказал я устало. — Тебе следовало бы утешить меня заявлением, что мои великолепные передачи становятся с каждым разом еще лучше. — Я взглянул на него, — Что, не разобрался еще толком с этой штуковиной, «дружбой»?
— И за каким, интересно, лядом мне тебя слушать! — воскликнул Крейг; свет постироничной, второго поколения лавовой лампы отразился на его очках и бритой голове, рубино-во бликуя, — Если бы, например, я совсем отчаялся и решил завтра послушать, что ты там скажешь…
— Что ты подразумеваешь под словечками «бы» и «например», ты, предавший меня бывший закадычный друг, открыть скобку, по Шотландии, скобку закрыть?
— …то, скорее всего, — продолжил не моргнув Крейг, — услышал бы то же, что выслушал только что.
— Чего? — взвился я.
— Взгляни мне в глаза, ты, хитрое лживое ничтожество, и скажи, что не собираешься пережевывать в эфире всю эту чушь насчет того, что фанаты вшивых местных команд куда лучше подготовлены к тому, чтобы болеть за паршивые национальные сборные, чем поклонники команд успешных, или тот гадкий вздор о том, что чемпионат мира должен состоять из одних серий пенальти. Ну, отвечай, о ужаснейший из людей!
Я уставился на него в изумлении.
— Ну, — хрипло сказал я, — что плохо лежит…
— Мне стоило бы потребовать выплаты роялти. Зарплату.
— Ты что, действительно никогда не слушаешь мои передачи?
Крейг хохотнул:
— Конечно слушаю. Пока от рекламы не начинает ехать крыша. И ты действительно любишь пускать в повторную переработку то, о чем мы с тобой накануне трепались.
— Так и есть. Хочешь, я стану упоминать об этом в эфире и называть твое имя? Ссылаться на тебя? Включим тебя в штат радиостанции? Страховочку больничную оформим?
— Я же сказал — роялти. Хватит обычного чека.
— А хрен тебе!
Мой приятель вздохнул:
— А все-таки…
— А все-таки хватит сидеть тут и жалеть самого себя, лучше…
