— Так это молния убила… наполовину убила тебя или падение на камни?
— А какая разница?
— Не знаю. А ты как думаешь?
— Наверно, и то и другое убило. Наполовину.
— Пожалуй, на этой стадии мы дошли до четвертинок.
— Думаю, либо того, либо другого вполне хватило бы. Важно, что все это произошло.
— Едва ли я вправе предположить, что все это могло произойти лишь в твоей голове, когда девяносто тысяч вольт шарахнули тебя по черепушке, а затем прошли через все тело?
— Нет, почему — вправе, конечно. Если тебе нужно верить в это, чтобы иметь разумное объяснение всему случившемуся со мной, ну то есть объяснение, лучше всего подходящее для твоего мышления, то, разумеется, ты имеешь на это полное право.
— Я имел в виду нечто совсем другое.
— Знаю. Но, видишь ли, когда все случилось, именно я находилась там, а ты, милый мой, нет.
Я глубоко вздохнул:
— Ну да, конечно… Так в чем же выражается, что ты лишь наполовину жива в этом мире… и в том, другом, тоже? Мне, например, ты кажешься полностью живой и, я бы даже рискнул заметить, животрепещущей. Во всяком случае, в этом мире. Минут десять назад я ощутил это особенно сильно. Хотя, кажется, французы называют подобное «маленькой смертью». Но ведь такое сравнение всего лишь милый пустяк. Ты не об этом же говоришь? Однако вернемся к симптомам. Что именно вызывает у тебя подобные ощущения?
— То, что я их ощущаю.
— Понятно… Хотя нет, не понятно. До меня не доходит.
— А мне все кажется очевидным. Настолько, словно я всегда об этом знала. Когда я прочла о параллельных мирах, мои ощущения только получили объяснение. Я не утвердилась и не усомнилась в моих ощущениях, просто мне стало проще объяснить их другим людям.
Я улыбнулся.
— Значит, весь наш разговор за последние пять минут является следствием того, что объяснять стало проще?
— Да, проще. Хоть и не просто. Пожалуй, выражение «не так трудно» здесь подошло бы лучше.
— Действительно.
— Думаю, в мой следующий день рождения все может перемениться, — проговорила она и кивнула с серьезным видом.
— Почему?
— Потому что меня ударило молнией, когда мне исполнилось четырнадцать, а теперь мне будет двадцать восемь. Понятно?
— Еще как. Боже мой, похоже, твоя чокнутая система взглядов действительно заразна. Впрочем, все чокнутые системы обычно и передаются как инфекция, — Я приподнялся на кровати и сел, — Ты хочешь сказать, что в твой день рождения в апреле следующего года…
— Пятого числа.
— …что-то случится?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Может, и ничего. А может, я умру. А возможно, умрет мое второе «я» из другого мира.
— И что случится, если та, другая умрет?
— Я стану полностью живой.
— И в чем же это проявится?
Селия улыбнулась:
— Ну, может, решу, что я тебя люблю.
Я пристально посмотрел в ее темно-карие глаза. И мне вдруг подумалось, что ни у кого из тех, кого я знаю, никогда не было такого прямого, кристально честного взгляда. В нем не бьцю ни иронии, ни насмешки. Не было даже тени сомнения. Смущение — вероятно, а вот сомнение в них отсутствовало начисто. Она действительно верила во все, что говорила.
— Вот и прозвучало это великое маленькое слово, которого мы до сих пор ни разу не произнесли.
— А следовало? Но зачем?
Я задумался. Конечно, можно было развить тему, но Селия снова пожала плечами, и ее безукоризненные груди колыхнулись так выразительно, что единственное, что удалось мне сказать в этом, да и, без сомнения, в любом другом из миров: «Иди скорее ко мне».
Сняв апартаменты в отеле «Меридиэн Пикадилли» и обнаружив, что их обладателям полагается маленькая кухонька, Селия успела к моему приходу слетать в магазин «Форт-нум и Мейсон» напротив и купить там все ингредиенты, необходимые для приготовления омлета с шафраном. В тот раз она опробовала новый фасон нижнего белья, так что с тех пор запах яиц, жарящихся в оливковом масле, стал странным образом ассоциироваться у меня с чулками и баской.
Когда Селия подала мне прямо в постель омлет на подносе, я расхохотался.
— В чем дело? — спросила она.
— Ты меня балуешь, — ответил я после того, как она запрыгнула на кровать и села, изящно сложив по-турецки ноги, обтянутые чулками, и взялась за вилку. Жестами я указал и на тарелки, и на нее саму, — Это… это верх того, о чем только может мечтать мужчина!
— Хорошо, — отозвалась она, — По крайней мере, тут никаких жалоб.
— Может, однажды ты позволила бы мне заплатить за одну из таких супружеских встреч? Или даже свозить тебя куда-нибудь на уик-энд?
Она поспешно замотала головой.
— Нет, так лучше. — Она положила вилку, — Все наши встречи должны оставаться вне рамок обычной жизни, Кеннет. Только так мы можем выйти сухими из воды. Меньше риска попасться кому-то на глаза. Меньше опасности. Если наши встречи происходят за пределами нормального нашего существования, то они меньше связаны с тем, о чем приходится говорить с другими людьми. Они походят на сон, правда? Тем лучше: меньше вероятность, что кто-то из нас нечаянно проболтается. Понимаешь?
— Да, конечно. Не обращай внимания: просто остаточные явления старомодной мужской гордости, желания за все платить самому. Ничего страшного. Мне даже нравится иногда быть на содержании.
— Мне самой бы хотелось, чтоб ты меня куда-нибудь сводил, — улыбнулась Селия, видимо представив себе, как это случится, — Я бы сидела с тобой в кафе и смотрела на прохожих. Да, это было бы здорово: сходить куда-то пообедать, посидеть у Темзы на открытой террасе, при солнечном свете. А потом ты повел бы меня в театр, в кино или на танцы. Или посидеть с тобой на пляже под пальмой. Или просто перейти улицу, взявшись за руки. Иногда я ловлю себя на том, что мечтаю о таких вещах, когда мне плохо, — Селия отвела взгляд и вообще отвернулась, — Но затем я думаю ют о чем. О том, как мы встретимся в следующий раз. И все становится хорошо.
Я опять поймал ее взгляд, но не знал, что сказать.
Селия улыбнулась мне и подмигнула:
— Ешь, а то остынет.
В отеле «Лейнсборо» мы несколько часов провели в похожей на пещеру ванной, экспериментируя со всевозможными лосьонами и кремами. Моя подруга вылила целый флакон «Шанели № 5» в пенку для тела, и я благоухал три дня.
— Чем ты занимаешься, Селия?
— Что ты имеешь в виду?
— Как ты проводишь время? Что собой представляет твоя жизнь?
— Не думаю, что тебе следует об этом рассказывать. Все, что происходит с нами двоими, должно быть отделено от нашей повседневной жизни, разве не помнишь?
