— Ты уже вылетел на работу?
— Ну это все же получше, чем вылететь с работы.
— Прибереги эту шутку для передачи. Счастливого путешествия.
— Я еду всего лишь из Челси в Сохо, Фил, это не ралли «Париж — Дакар».
— Значит, мы скоро тебя увидим. Не слишком лихачествуй и гляди в оба.
— Ладно, пока.
Я убрал телефонную трубку, посмотрел на руку, лежащую на ключе зажигания. Все то и дело советуют мне поберечься. Я бросил взгляд на помятый капот моей Ленди, все еще не решаясь повернуть ключ. Дождь теперь шел уже довольно сильный. Я вздохнул, вылез наружу и произвел осмотр днища автомобиля на предмет наличия или отсутствия бомбы. Чисто.
— Я всецело поддерживаю глобализм, голосую за него. Конечно, если вы имеете в виду ту его разновидность, которая заявляет: «Плевать, за что вы там голосовали на прошлых выборах, вы все равно позволите приватизировать всю вашу воду, поднять все цены на пятьсот процентов и так далее», то нет, благодарю покорно. Что мне по душе, так это глобализм Организации Объединенных Наций, какой бы несовершенной она ни казалась, глобализм договоров по сокращению вооружений, глобализм Женевской конвенции — может, она у Дабьи с его бандой следующий кандидат на выход из, а то слишком интернационалистская, не по-пацански; еще мне по сердцу Международный суд, соглашение о котором США до сих пор отказываются подписать, глобализм природоохранных мер… И знаешь почему, Фил? Потому что ветер не знает границ. Это глобализм…
— Земля.
— Что?
— Земля, вода, космос. Ограничивают распространение ветра.
Я нажал соответствующую клавишу, и раздался звук одинокого ветра безлюдных пустынь, завывающего посреди брошенного жителями города-призрака, гоняющего в клубах пыли перекати-поле под жалобное поскрипывание полуразвалившихся деревянных лачуг.
— Примерно вот так? — спросил я, свирепо косясь на Фила.
— Возможно. — И он ухмыльнулся поверх своего «Уоллстрит джорнал».
— Я только, может, разошелся, а ты…
— Прервал твой полет?
— По тебе ПВО плачет, Филип.
— Ну, лишь бы не подплав.
— Чего?
— Ну я решил в кои-то веки сорвать шутку у тебя с языка.
— Да ты сегодня настоящий кладезь прямолинейности.
— А кому легко?
— Слушай, Фил, а можно я сейчас опять включу свой «серьезный голос»?
— О нет, только не еще одно благотворительное объявление!
— Нет-нет. Однако согласись, Фил, мы не слишком часто удовлетворяем заявки.
На лице Фила появилось удивление.
— Но мы ведь просто не в силах этого сделать. Сам знаешь, какие к нам заявки поступают. Их, как правило, невозможно выполнить по причинам, я бы сказал, анатомического свойства.
— Думаю, найдется небольшая частная клиника где-ни-будь в Танжере, где тебе с радостью докажут, что ты ошибаешься; правда, не бесплатно, дорогой Филипок.
— Ну и что дальше?
— Вчера я случайно встретил человека, с которым когда-то познакомился на вечеринке, и пообещал ему, что выполню заявку его жены.
Фил замигал из-за толстых стекол очков. Я угрожающе взял в руку секундомер, замеряющий длительность «мертвого эфира».
— Ах, даже так? — спросил он.
— Иногда, Фил, все до банального просто, не нужно искать подтекст.
— Это что, у нас теперь такая новая игра будет? «Угадай, к чему бы это»?
— Вовсе нет. Итак, для очаровательной Селии Джейн поют Stereophonies — «Счастливого вам дня»
[97]
.
Я нажал клавишу «воспр.» и включил постепенное нарастание громкости.
Фил выглядел ошарашенным. Он молча смотрел на стрелку уровня звука и слушал песню, звучавшую у него в головных телефонах.
— Ты даже не передразниваешь вокалиста, — сказал он скорее себе, нежели мне. Развел руками, — В чем дело?
Я снял наушники, вернее, чуть приспустил, чтобы уши отдохнули.
— То и есть, что ты слышишь, — сказал я ему, кивая в сторону вращающегося компакт-диска, — Все равно нам пришлось бы ставить эту песню. Так что никакой лишней писанины.
В уголках глаз моего режиссера появились морщинки.
— Небось, пытаешься залезть в трусики к той самой даме?
— Фил! Я же говорил тебе, она замужем.
Фил громко рассмеялся.
— Разве тебя это когда-нибудь останавливало?
— Как ты иногда циничен, Фил. Смотри, как бы тебе таким не остаться.
— Это просто защитная реакция, возникающая, когда ты рядом, дружище.
— Чего плохого в том, чтобы исполнить чью-то заявку?
— Мы никогда этого не делали.
— Ну вот тебе и новенькое что-то.
— Тут должен быть какой-то скрытый мотив.
— Может, хватит об этом? Нет никакого скрытого мотива.
— Я слишком хорошо тебя знаю, Кен. Здесь обязательно должен быть какой-то подвох. Привычки и заведенный ритуал куда важнее для тебя, чем ты думаешь.
Я покачал головой.
— Ну ладно, так и быть, сознаюсь: один из друзей сэра Джейми поставил меня… э-э-э… в немного неловкое положение, — сказал я, поглядывая одним глазом на указанное в списке песен время воспроизведения, а другим на часы в студии.
— Ага-а-а!
— Нет тут никакого «ага-а-а!». Послушай, тот парень большая шишка, лично знаком с Нашим Дорогим Владельцем, я его вчера неожиданно встретил, и он из меня, ну, типа, выдавил обещание поставить песню для его женушки.
— Готов спорить, суперкрасотки.
— Я же говорю, он большая шишка. У таких всегда жены красавицы. Обычное дело. Если увидишь такого, как он, с какой-нибудь замухрышкой, можно смело предполагать, что здесь замешана любовь. И нечего на меня так смотреть.
— Да, это было неожиданно.
— Мне захотелось тебя отблагодарить.
— Господи, а какой, интересно, рождественский подарок ты вручишь твоему почтальону?
Сели улыбнулась.
— К тому же я не смогу встретиться с тобой в ближайшее время. Только после Нового года.
— Ну что же.
— На сегодняшний день у тебя есть какие-то планы?
Я покачал головой:
— Ничего, кроме намеченной встречи с юристами. Но они подождут.
