— Нам нужно быть посмелее. Удивлять людей, поражать.
— Только не таким дурацким названием.
— Послушай, ты же не должен приводить какие-то там доводы, просто поддержи меня. Я уже говорил с Крис, она будет как ты. Уэсу это по фонарю, а Микки не станет спорить.
Дейви набивал трубку травой, параллельно он поглядывал, как я медленно, аккуратно прохожу волнистый участок; по его методике здесь надлежало разогнать машину, чтобы она взлетела на вершине горба в воздух с таким расчетом, чтобы снова встать на колеса до того, как дорожка свернет в сторону, но мне было не до таких изысков, я твердо решил пройти этот круг.
— Вот что, — сказал Дейви. У меня упало сердце. Я знал этот тон. Мне следовало ответить: «Ладно, забудем», но я этого не сделал. — Давай устроим еще одну гонку. Выиграешь — значит, я с тобой. Обещаю, я буду когтями и зубами бороться за твою драгоценную миссис Макноти
[56]
, или как уж там эту старую суку зовут.
— Макналти, Макналти ее фамилия, и не делай вид, что ты забыл. И — нет, мне же все равно не выиграть. Ты же вон сколько тренировался, а я первый раз.
— Я дам тебе фору. Четыре круга. Ровно столько, сколько ты сейчас проиграл, а в конце ты водил уже лучше, чем вначале, так что все честно.
Словно в подтверждение, я завершил седьмой круг и остановил свою машину на стартовой сетке. Дейви раскурил трубку, затянулся и повторил:
— Четыре круга, так будет честно.
— Пусть будет для ровного счета пять.
— Не умею я торговаться, — вздохнул Дейви, передавая мне трубку. — Ладно, пять так пять.
Столь быстрая капитуляция выглядела весьма и весьма подозрительно.
— Ну, а что… — начал я и закашлялся от едкого дыма. — Что, если выиграешь ты?
— Если я? — пожал плечами Дейви, выставляя две машинки на старт. — Тогда я покатаю тебя на самолете.
— Сейчас?
За обедом (повар/буфетчик/слуга на все руки, живший обычно в особняке, взял недельный отпуск, а потому Дейви готовил сам) мы загрунтовались парой бутылок вина, а затем перешли на виски вперемежку с травой. Памятуя водительскую манеру Дейви, я изо всех сил старался отложить намеченный полет до завтра. Завтра многое может случиться: поднимется туман, хлынет ливень, выпадет снег (в августе? В Кенте? Вряд ли, конечно, но я готов был цепляться за любую соломинку). Мне и так-то не очень хотелось лететь с Дейви, а уж с пьяным и подкуренным — ни за какие коврижки.
— Да, — кивнул Дейви. — Сейчас.
— Нет, — сказал я, возвращая ему трубку. Когда мы ее докурили, Дейви потянулся к висевшему на спинке его стула пиджаку, извлек из кармана кожаный футлярчик, содержавший зеркальце, бритвенное лезвие и маленькую табакерку; вид этого набора вызвал у меня смешанные чувства.
— А кой, собственно, хрен, — сказал я через десять минут. — Гонки так гонки.
— Сучий кот!
— Десять — восемь. Первое место присуждается мне.
— Сучий кот! Да ты же в тот раз и не старался!
— Да не то чтобы очень. Ха-ха.
— И все равно я с тобой не полечу. Ведь я так юн, мне еще пить да пить.
— Да не, я и сам уже раздумал. Давай-ка лучше надеремся.
— А вот теперь, — провозгласил я, скрестив руки на груди, — я слышу речь не мальчика, но мужа.
К тому времени мы уже почти прикончили бутылку «Гленморанги». Первую, хотя я в этом и не совсем уверен. Мы сидели в комнате, превращенной Балфуром в небольшой частный кинозал; он смотрел какую-то дико безвкусную шведскую порнуху, а я слушал через наушники Pretenders да крутил косяки, чтобы руки зря не простаивали. Через какое-то время я осознал, что такой работой лучше заниматься на свету, в темноте большая часть травы сыплется куда-то на пол, а потому перестал крутить косяки и начал их курить, выпуская облака голубоватого дыма прямо в луч кинопроектора. Потом Дейви это надоело, он сунул мне в руки банку крепкого лагера и сказал, чтобы я пил и не мешал ему смотреть.
Банку я вроде бы выпил, а потом проектор потух, и Дейви вытащил меня (я хихикал и вроде бы продолжал смолить косяк) из кресла. После кинозала свет в коридоре казался ослепительно ярким; направляясь к лестнице, я сдернул со стоявшего в полукруглой нише бюста пробковый шлем и нахлобучил себе на глаза. Мы спустились по лестнице, держась за руки. Я начал бродить по холму, натыкаясь сослепу на вещи и хихикая, а потом Дейви схватил меня за руку и вывел наружу, в благоуханную летнюю ночь.
— А чего теперь? — спросил я, закидывая голову и пытаясь хоть что-нибудь увидеть из-под краешка шлема.
— Покатаемся, — сказал Дейви, запихивая меня на заднее сиденье «роллера». — Трехтрубный тур. Для меня это будет третий раз, хочу побить свой прежний рекорд.
— Трехтур… да хрен с ним, — пробормотал я, обвисая на сиденье и глядя через окошко в непроглядную тьму. — Разбуди меня, когда вернемся.
«Роллер» замурлыкал и тронулся с места. Я лежал, глядя в потолок, и вскоре задремал, а может, и вообще уснул. Когда машина остановилась, я очнулся, посмотрел через спинку водительского сиденья и увидел впереди большое темное здание; Балфур пристроил на приборной доске зеркальце и готовил на нем солидную понюшку кокаина. Я сдвинул шлем на затылок, полюбовался на две дорожки белого искрящегося порошка и спросил:
— Так что там, все? Мы его, этот твой, уже кончили?
— Еще нет. — Дейви занюхал одну из дорожек через пластиковую соломинку, передал зеркальце и соломинку мне, а сам начал громко сопеть и фыркать носом.
— Ты там не рассыпь, — сказал он, чуть отдышавшись.
Предупреждение запоздало: я уже потребил свою дозу, правда — одной ноздрей, а потому чувствовал себя странно, вроде как перекошенно. Потом я лег на сиденье и стал ждать прихода, но Дейви безжалостно выдернул меня наружу, мы поковыляли по траве к тому темному зданию, открыли здоровенную дверь, и я некоторое время тыкался от стенки к стенке в каком-то просторном помещении, где не было никакого света, кроме Дейвова фонарика. Один раз я врезался во что-то головой, но не слишком больно, спасибо пробковому шлему.
— Осторожно! — сказал Дейви, распахивая передо мной дверцу; плохо понимая, что тут происходит, я залез вроде бы — в машину, лег на сиденье и закрыл глаза.
Потащило меня в тот самый момент, как рядом раздался мощный рев, ничуть не похожий на вкрадчивый шепот «роллсовского» движка; оглушенный пониманием, я начал подниматься, заметил краем глаза, что мы уже покинули то здание и катим, чуть подпрыгивая, по траве, а затем поскользнулся и упал на гулко вибрирующий пол. Мой шлем куда-то закатился, я кое-как его нашарил, снова нахлобучил на голову, встал, протиснулся вперед, где тускло светились огоньки приборной панели, и увидел, что Дейви старательно пристегивается к пилотскому креслу.
