Книга Умм, или Исида среди Неспасенных, страница 22. Автор книги Иэн Бэнкс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Умм, или Исида среди Неспасенных»

Cтраница 22

На берегу сестры подобрали множество всяких полезных вещей, но брезентовой сумки среди них не было. Еще не успев полностью оправиться, Сальвадор начал с трудом подниматься с постели, чтобы присоединиться к женщинам. Втроем они прочесали все пляжи, бухты, островки и шхеры, но безрезультатно. Поиски продолжались, а мой дедушка по ходу дела пересказывал сестрам свои откровения – раз от разу все более пылко и с новыми подробностями. Слушательницы слабо разумели по-английски, мало смыслили в вопросах религии и не знали местных традиций, но то немногое, что они смогли понять из его речей, произвело на них неизгладимое впечатление.

Мистер Мак-Илоун одолжил Сальвадору старую армейскую палатку, которую тот поставил у развалин маленькой фабрики по переработке морских водорослей, в миле от фермы, примерно там, где его выбросило на берег. Перед войной полуразрушенное здание оказалось предметом бурного и запутанного судебного разбирательства; в результате оно осталось бесхозным, а потому никто не мог прогнать дедушку и сестер с этой территории; со временем они подправили стены, подлатали кровлю, а там и вовсе перебрались сюда жить. Аасни и Жобелия привычно занимались торговлей, а Сальвадор целыми днями (которые становились все короче) бродил по берегу, уходя все дальше и дальше в поисках брезентовой сумы. По вечерам, когда сквозняки без помех гуляли в фабричной конторе, превращенной сестрами в жилую комнату, мой дед садился у дрожащего огонька керосиновой лампы и под стоны ветра записывал все, что поведал и заронил ему в душу сам Создатель. Мало-помалу страшная дедова рана затянулась, только на лбу остался бледный клиновидный шрам, а волосы тронула преждевременная седина.

У него под рукой нередко лежали книги, принесенные из библиотеки мистера Мак-Илоуна, где он, приохотившись к знаниям, получил разрешение и впредь пользоваться любыми источниками. Мой дед решил проштудировать каждую книгу, каждый трактат, каждую брошюру; эту цель он преследовал с ненасытным рвением, углубляя накопленные познания за счет самых разных учений и концепций.

Трудно сказать, в какой момент трехсторонние отношения между дедушкой и сестрами Азис сделались более теплыми. Мои бабушки Аасни (родная) и Жобелия (двоюродная) стеснялись признаться, которая из них первой пригрела дедушку на груди; не исключено, что они утешили его сообща. Молва наверняка осуждала этот нетрадиционный союз (нравы тогда были строгими), но сестрам было хоть бы хны. Сальвадор, в свою очередь, виновато умолкал, если ему задавали щекотливые вопросы, но всем своим видом показывал, что телесная близость – святое дело и он, конечно же, не чурается торжества плоти, однако, как истинный джентльмен, не вправе обсуждать данную тему без разрешения на то обеих сестер (поскольку бабушки Аасни уже нет в живых, такое разрешение получить затруднительно, разве что с того света или же в половинном размере).

Чтобы не сидеть на шее у сестер, Сальвадор целый год подрабатывал на ферме у мистера Мак-Илоуна, а в свободное время с возрастающей одержимостью искал злополучную котомку и с убывающим рвением записывал собственные мысли.

* * *

После того как товарняк набрал скорость, я не сразу смогла уснуть. Видимо, затея с остановкой поезда не прошла для меня даром.

В облюбованном мною автомобиле сильно пахло химией: приборная панель, как и почти вся внутренняя отделка, была из пластмассы, а прозрачные чехлы на сиденьях – из полиэтилена. На случай, если мне захочется ехать сидя, а не скорчившись на полу, я достала компактную путевую доску и, оставив котомку в ногах пассажирского места, перебралась назад, где попросторнее. Чтобы шуршащий полиэтилен не мешал спать, я заранее сняла его с сиденья, положила на водительское место и в конце концов устроилась на ночлег, но сон так и не приходил.

В салоне автомобиля мне было не по себе; да и то сказать, как может чувствовать себя истинная ласкентарианка, если вокруг нее все новое, сильно пахнущее, да к тому же, как нарочно, соблазняющее комфортом? Впрочем, я была настолько счастлива заполучить по-настоящему косвенное средство передвижения, что удушающая банальность обстановки отступила на второй план.

Стараясь заснуть, я думала о нашей отступнице – моей двоюродной сестре Мораг, и вспоминала, как в один прекрасный летний день, четыре года назад – мне тогда было пятнадцать, а ей столько, сколько мне сейчас, – мы сидели вдвоем на деревянном помосте под сенью «Теофона».

«Теофон» с давних пор находился в числе списанной военной техники, которая вместе с фермой перешла во владение Ордена. У миссис Вудбин, дарительницы поместья, был брат, который держал на ферме свою коллекцию уникальных транспортных средств и диковинных приспособлений (бедняга погиб по пути на долгожданную встречу с собратьями-коллекционерами, когда его джип на запредельной скорости перевернулся вблизи Пертшира). В его коллекции было одно весьма занятное, смонтированное на прицепе устройство, которое использовалось, хотя и недолго, в начале Второй мировой, во время бомбежек Лондона. По внешнему виду прибор напоминал скопище громадных слуховых трубок. В данном случае внешний вид не был обманчивым, потому что выдавал назначение Устройства: это гигантское искусственное ухо направлялось в небо, чтобы на расстоянии засекать немецкие бомбардировщики. Так сказать, радар для бедных – судя по дошедшим до меня редким отзывам, столь же бесполезный в деле, сколь внушительный с виду.

В возрасте девяти лет я сочла эту груду железа самым выдающимся изобретением на всем белом свете и не могла вынести, что такая вещь брошена у нас на пастбище и неумолимо зарастает сорняками. Дед был в сомнениях, полагая, что никчемный металлолом – вообще не предмет для разговоров, но он ни в чем не мог мне отказать, и очень скоро по его указанию прибор сняли с прицепа и взгромоздили на деревянный помост, специально сколоченный поверх старого круглого амбара на заднем дворе фермы. Это сооружение получило у деда название «Теофон».

Конечно, я не верила, что мы, вооружившись этой хитроумной штуковиной, и вправду расслышим глас Божий, но она представлялась мне важным символом наших идеалов (в том возрасте я переходила серьезный рубеж и усматривала символический смысл в самых разных предметах и рассказах).

Когда прибор занял подобающее место, я, как и следовало ожидать, потеряла к нему всякий интерес, но теперь он гордо возвышался на восьмиугольном деревянном помосте над южной границей фермы, откуда годами глядел в небеса, как наведенный на цель многоствольный мушкетон цвета хаки. На помосте оставалось достаточно свободного места – там можно было позагорать или просто посидеть без дела, глазея на сады, леса и холмы, уходящие за горизонт. Там-то четыре года назад я и пристроилась рядышком с Мораг, свесив ноги вниз и положив руки на железные перила.

– Подвески Коллимуна, – проговорила Мораг.

– Что-что? – не поняла я.

– Подвески Коллимуна, – повторила она и объяснила: – Название местности. Своими глазами на карте видела.

– А, Коллимун, – вспомнила я. – Да, точно, к северу от Бучливи.

Бучливи – небольшая деревня в двенадцати милях от Общины, прямо на юг от Лейк-Ментита, единственного в Шотландии озера, именуемого «Лейк», а не «Лох». Между ними и находится Коллимун – несколько домиков, затерянных на северном берегу реки Форт, южнее Фландрского Мшанника. Я и сама приметила эту точку на карте и даже пару лет ходила туда пешком. Места, приятные глазу, но не более того.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация