– Так вот. – Он бережно взял меня под руку и повел к дверям. – На мелочи не отвлекайся. Тебе сейчас нужно… собраться с мыслями. А вот и твоя сума. Не сердись, что вчера так получилось. Ты же знаешь, у него крутой нрав. Разбери вещички, никуда не спеши, а если захочешь ему что-нибудь передать, я к твоим услугам. Я… я отчаянно хочу тебе помочь, Айсис, честное слово.
Вручив мне походный мешок, Аллан нагнулся и чмокнул меня в щеку.
– До встречи, Айсис. Ни о чем не беспокойся. – Он подмигнул. – Суму, кстати, можешь оставить себе.
– Спасибо, Аллан. – Я, как могла, бодрилась.
Перебросив котомку через плечо, я стала спускаться по лестнице, думая о своем.
* * *
Моим первым порывом было уединиться в комнате и погрузиться в медитацию или душеспасительное чтение; еще неплохо было бы отправиться в далекий пеший поход.
Вместо этого я пошла бродить по общинной территории и через силу вступала в разговоры с нашими, заставляя себя отрешиться от обоюдной неловкости – неизбежного результата моей опалы. Первым делом заглянула в мастерскую к брату Индре, чтобы поблагодарить его за усовершенствование автокамеры, благополучно доставившей меня в Эдинбург. Индра – скромный и приветливый парень, ростом ниже меня, поджарый и мускулистый, лицом похожий на мать. При моем появлении он насторожился, но когда я заговорила о поездке в Англию, его словно подменили; мы с ним вволю поболтали и расстались по-доброму.
Заговаривая с каждым встречным, я всем своим видом показывала, что осталась собой, а не превратилась в злонамеренную воровку. Мои странствия сослужили мне добрую службу.
Как правило, после такой важной поездки человек выходит вперед на общем собрании, чтобы поведать новости всем сразу, но мне, похоже, не светило приглашение поделиться новостями. (Я также отметила, что в этот раз никто не спешил с ритуальным омовением моих ног, а в этом уже сквозило прямое оскорбление.) Раз за разом пересказывая свои приключения, я выделяла те подробности, которые могли заинтересовать конкретного слушателя: например, хмурая Калли и осмотрительная Астар, хлопотавшие на кухне, получили непредвзятый отчет о пище Мягкотелых и о столичной моде, а также оптимистичные сведения о преобладании азиатских лиц и магазинов; кроме того, в каждой беседе с сестрами по вере я бегло касалась вчерашнего эпизода и признавала (подчас с сочувственной полуулыбкой), что дедушка в какой-то момент проявил чрезмерную любвеобильность, но тем и ограничился. На все вопросы относительно жлоньица я отвечала честно и отмалчивалась только в тех случаях, когда собеседники (допускающие, что я ни при чем) интересовались, кто же, с моей точки зрения, мог похитить священный бальзам.
Обходя поместье, я двигалась, как в тумане, поскольку еще не прочувствовала всей серьезности положения: мне казалось, я всего лишь играю жертву несправедливости, хотя, по сути, так оно и было. Не знаю, почему у меня возникло это ощущение игры, но оно не развеялось даже после того, как я побеседовала – либо с глазу на глаз, либо в небольших компаниях – практически со всеми взрослыми обитателями Общины, не отрывая людей от дела. Приободрившись, я уже без содрогания думала, как приду на ужин и там тоже буду гнуть свою линию – если, конечно, услышу соответствующие вопросы.
Вначале я лелеяла надежду, что хоть кто-нибудь да попросит меня совершить наложение рук, чтобы снять боль или облегчить недомогание взрослому или ребенку, с нетерпением ожидавшему моего приезда: так бывало всегда, стоило мне отлучиться из Общины хотя бы на сутки, но теперь все словно в рот воды набрали. Этого следовало ожидать, но почему-то я удивилась, потом смутилась и, в конце концов, приуныла.
В довершение всего сестра Эрин объявила, что Сальвадор намеревается, вопреки обыкновению, выйти к общему ужину и просит, чтобы его избавили от моего присутствия. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться поужинать позже, а то и перекусить у себя в комнате, если у Сальвадора будет настроение поведать за столом одну из своих бесконечных историй.
Я решила еще раз наведаться к Софи, под моросящим дождиком перебежала через мост, но у Вудбинов никого не было дома. Тогда мне пришло в голову кое-что другое, и я дошла по темной и мокрой подъездной аллее до ворот, где обнаружила сестру Бернадетту: она сидела под зонтиком на выщербленном парапете у запущенной полукруглой стоянки.
* * *
Сестра Бернадетта была тепло укутана, но явно продрогла. Она смотрела в противоположную от меня сторону – на дорогу.
– Сестра Бернадетта, – окликнула я.
Она вскочила; зонтик зацепился за нависающие ветви дерева.
– Ой! Ай! Я тебя не… – разнервничалась Бернадетта.
Подняв глаза кверху, она рванула зонт, и с дерева обрушился град дождевых капель. Она дернула еще раз, но зонт застрял прочно, и материя треснула.
– Фу ты! Зараза! – выпалила сестра Бернадетта и сама ужаснулась. – Ох! Пардон. – Густо покраснев, она запустила руку в растрепанные рыжие волосы, а потом снова потянула зонт вниз.
– Давай помогу, – предложила я и высвободила злополучный купол.
Сестра Бернадетта смахнула дождевые капли с лица и волос, кивком поблагодарила и начала складывать зонт.
– Скверная погода, – проговорила она.
– Да, пожалуй, сыровато, – согласилась я и посмотрела на небо. – Скоро прояснится.
Я присела на полуразрушенный парапет.
Бернадетта тоже собралась сесть на прежнее место, но быстро передумала.
С глубоким вздохом она повела плечами, будто у нее затекло все тело, и посмотрела на меня сверху вниз, расплываясь в слащавой улыбке:
– Прогуляться решила?
– Да нет. – Я подтянула к себе одну ногу и уперлась каблуком в камни. – Просто вышла на свежий воздух.
Бернадетта заметно нервничала.
– Вот, значит, как.
– А ты что здесь поделываешь? – спросила я.
– Жду, когда доставят фейерверки для Праздника, – заученно ответила она.
– Понятно. – Я прислонилась спиной к каменной кладке – Составлю тебе компанию.
– Право, не стоит. – Ее голос срывался от волнения, но фальшивая улыбка оставалась приклеенной к розовощекому лицу. – Зачем? В этом нет нужды. – У нее даже вырвался смешок. – Нет-нет, служба доставки ужасно нерасторопна; я сама управлюсь, будь спокойна. – Она энергично закивала головой, покрытой дождевым бисером. – Честно говоря, Ай, мне хочется побыть в одиночестве. Подумать о своем. Поразмышлять. О разном. Это полезно.
– Конечно, – миролюбиво подтвердила я. – Значит, ты меня прогоняешь?
– Ах, боже мой, я ведь… извини… я этого не говорила, Айсис.
– Вот и славно. – Я улыбнулась. – Ну, сестра Бернадетта, расскажи, что у тебя новенького?
– Что-что? – Она, как безумная, впилась глазами в проезжающий пикап, а потом уставилась на меня. – Прости, не поняла.
