Теперь они шли еле-еле; Слейтер не выносил суеты. Грэм почти притерпелся к этой привычке и знал, что поторапливать Слейтера бессмысленно. Поскольку времени у него было с запасом, оставалось только получать удовольствие от неспешной прогулки.
— Даже не понимаю, чем ты так меня возбуждаешь, — сказал Слейтер, но, вглядевшись в лицо приятеля, с обидой спросил: — Парк, ты меня слушаешь или нет?
Грэм сокрушенно покачал головой, едва заметно улыбнулся, но вслух ответил:
— Конечно слушаю. И кончай паясничать.
— Ах, боже мой, прошу прощения, — театрально расшаркался Слейтер, прижимая руку к груди. — Наш чувствительный гетеросексуал обиделся. Он, наверно, еще и малолетка. О, я этого не перенесу!
— Может, хватит придуриваться, Ричард? — сказал Грэм и остановился, чтобы посмотреть приятелю в глаза. — Мне иногда кажется, что ты никакой не гей. Ну, ладно. — Он снова двинулся вперед, делая попытку хоть немного ускорить шаг.
— Рассказывай, чем занимался. Что-то тебя в последние дни не видно.
— Ага, решил сменить тему, — усмехнулся Слейтер, глядя прямо перед собой. Он скривился и почесал голову там, где из-под клетчатой кепки выбились короткие завитки черных волос. На тонком бледном лице дрогнули мускулы.
— Как тебе сказать... Не хотелось бы заострять внимание на сомнительных подробностях... на изнанке жизни, но если перейти к делам более целомудренным, хотя и более печальным, — я целую неделю занимался тем, что пытался соблазнить милашку Диксона. Да ты его знаешь: у него божественные плечи.
— Что? — брезгливо поморщился Грэм. — Этот, с первого курса? Дылда с крашеными волосами? У него же мозгов нет.
— Ты так считаешь? — протянул Слейтер, описывая головой дугу, что могло быть истолковано и как согласие, и как отрицание. — Ну, не в мозгах счастье. Но эти плечи, боже мой! А талия, бедра! Его мозги меня нисколько не интересуют, зато от шеи и ниже ему нет равных.
— Совсем спятил, — отрезал Грэм.
— Беда вот в чем, — как ни в чем не бывало, — продолжал Слейтер, — то ли он не понимает, к чему я клоню, то ли не хочет понимать. К тому же возле него постоянно крутится этот противный Клод, его дружок... Сколько раз я этому типу говорил открытым текстом, что он урод, но до него не доходит. Вот у кого на самом деле мозгов нет. Я тут поинтересовался, как ему нравится Магритт, так он решил, что я спрашиваю про какую-то девицу с первого курса. Никак не удается отлучить его от Роджера. Я не переживу, если он гей. В том смысле, что он у Роджера был первым. Роджер сам по себе не так уж и глуп — это от его дружка распространяется зараза.
— Ха-ха, — сказал Грэм. Ему всегда было неловко выслушивать гомосексуалистские излияния Слейтера, хотя тот редко называл вещи своими именами, да и Грэма эти пристрастия никак не касались. Насколько он мог судить, за все время ему на глаза попался лишь один (как предполагалось — из многих) возлюбленный его приятеля.
— Сейчас я тебе кое-что расскажу, — внезапно оживился Слейтер, когда они переходили Джон-стрит. — У меня есть блестящая идея.
Грэм едва не заскрипел зубами:
— Какая же на этот раз? Создать очередную религию? Или огрести кучу денег? Или и то и другое?
— Идея литературная.
— «Пески любви». Знаю, слышал.
— А что, это был классный сюжет. Нет, теперь никакой романтики. — Они остановились на углу Грейз-Инн-роуд в ожидании зеленого света. На другой стороне точно так же остановились у светофора двое панков; они показывали пальцами на невозмутимого Слейтера и покатывались со смеху. Грэм воздел глаза к небу и тяжело вздохнул.
— Так вот, представь, насколько позволит твое воображение, — заговорил Слейтер, драматическим жестом разводя руки в стороны, — что перед нами некое...
— Короче, — обрезал Грэм.
Слейтер сделал обиженное лицо.
— Так вот: загнивающая технократическая империя, этакая Византия будущего, и там, в столице...
— Может, хватит научной фантастики?
— Ты ничего не понял, дурень, — не сдавался Слейтер. — Это... такая притча. А захочу — сделаю из нее детскую сказку. Ну, слушай дальше. В столице этой империи некий важный сановник закручивает интригу с дочерью императора.
И принцесса, и сам император требуют от него слишком многого, и в результате он отдает тайный приказ изготовить андроида, который мог бы подменять его на бесконечных церемониях и скучных приемах. Окружающие ни о чем не догадываются. Через какое-то время сей государственный муж добавляет андроиду мозгов, чтобы можно было отправлять его на охоту, на конфиденциальные встречи, а также на заседания кабинета министров с участием самого императора, — и все это ради того, чтобы еще дольше нежиться в объятиях принцессы. В один прекрасный день, не выдержав накала любовной страсти, сановник умирает. Все его обязанности переходят к андроиду; император приближает его к себе, а принцесса обнаруживает, что в альковном искусстве он намного превосходит покойного хозяина. Андроид всюду поспевает, потому что не тратит времени на сон. Но у него начинает зарождаться совесть, и он во всем признается императору. Император с улыбкой выслушивает его исповедь, а потом открывает у себя на груди смотровую панель и произносит: «По странному стечению обстоятельств...» Конец цитаты. Неплохо, да? Как ты считаешь?
Грэм глубоко вздохнул и после некоторого раздумья изрек с самым серьезным видом:
— Значит, этим летчикам ничего не стоило обкорнать свои ботинки. А как же военная форма?
Слейтер остановился в гневной растерянности и с досадой переспросил:
— Ты о чем?
Тут Грэм заметил — и от этого сразу засосало под ложечкой, — что они стоят прямо напротив места, которое всегда внушало ему тревогу.
Это была просто-напросто багетная мастерская, где также продавались офорты, постеры и абажуры качеством несколько выше среднего, но ее название — «Стокс» — вызывало у Грэма неприятные ассоциации. От этого названия его пробирал озноб.
Сток — такую фамилию носил его соперник, чья фигура грозной тучей нависала, словно Немезида, над ним и Сэрой. Сток был байкером; этого мачо, затянутого в черную кожу, никогда не удавалось рассмотреть с близкого расстояния. (Грэм как-то заглянул в лондонский телефонный справочник, но там Стоков оказалось целых полтора столбца; даже в городе с населением в шесть с половиной миллионов можно было предвидеть любые совпадения.) Между тем Слейтер продолжал:
— ...с какого боку?
— Да просто к слову пришлось, — ответил Грэм. Он уже пожалел, что подколол Слейтера.
— Я перед ним распинаюсь, а он все пропускает мимо ушей, — задохнулся от возмущения Слейтер.
Грэм кивком показал, что надо двигаться дальше:
— Ничего я не пропускаю мимо ушей.
Теперь у них на пути был фруктовый киоск Терри, откуда повеяло запахом свежей клубники, а дальше — аптека. Они дошли до развилки Кларкенуэлл-роуд и Роузбери-авеню. У корпусов Грейз-Инн-Билдингс, которые тянулись вдоль авеню, местами выдавались на тротуар зеленые фанерные щиты, за которыми велись ремонтные работы. Грэм и Слейтер едва протискивались по узкому коридору, оставленному между зеленой фанерой и щербатой кирпичной кладкой. Грэм смотрел на закопченные, битые оконные стекла; легкий ветерок шелестел выцветшими политическими плакатами.
