Аджайи не могла решить, что лучше: дождаться маленького официанта с обедом или же взяться за книгу. Сейчас она читала удивительное повествование о некоем человеке, о воине родом с какого-то острова близ одного из полюсов той планеты; звали его Греттир, если можно было доверять переводу. Он был очень храбрым, только боялся темноты. Эту историю она намеревалась дочитать до конца, независимо от того, как будет оценен их ответ. Что бы там ни было, она не надеялась на скорые перемены.
Они сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли, когда из глубины ярко освещенного игрового зала, из дрожащего от жары воздуха тонкий голосок прошелестел:
— Мне очень ш-ш-шаль...
Часть четвертая
ПЕНТОН-СТРИТ
У паба «Бельведер», расположенного на Пен-тон-стрит, прямо на тротуаре поставили стол, который загораживал вход в подвал. Не иначе как ожидается машина с пивоваренного завода, подумал Грэм. Этот деревянный стол с пластиковой столешницей напомнил ему стул у выхода из колледжа — точно так же застывший на страже.
Он уже почти одолел пологий, застроенный домами холм; если дорога и шла еще в горку, то это совсем не ощущалось. Вдоль Пентон-стрит изредка проезжали машины, но эта улица казалась совсем тихой по сравнению с оживленной Пентонвилл-роуд, которая осталась позади. Грэм посмотрел на другую сторону, обвел глазами какие-то магазины и кафе. Казалось, этот квартал не может сам для себя решить, пришел ли он в упадок или еще держится.
В ногах Грэма запуталась свежая газета «Сан», принесенная откуда ни возьмись порывом пыльного ветра. Он высвободился из бумажных пут, и газета безжизненно распласталась на ограждении тротуара. Грэм улыбнулся, вспоминая, с каким презрением отзывался Слейтер о читателях «Сан». Прекрасный был денек, подумал Грэм, когда — всего каких-то две недели назад — они выбрались в Гайд-парк. Слейтер перед тем решил, что им нужно почаще бывать на природе, поскольку летом все трое оставались в городе; а в пятницу предрек, что суббота будет жаркой и солнечной, — так оно и вышло.
Слейтер пригласил Грэма, Сэру и молодого человека, который, как понял Грэм, был его последней пассией, — крепкого коротышку по имени Эд, только что отслужившего в армии. Эд явился в шортах из обрезанных джинсов и в зеленой армейской футболке. Он сидел на траве и медленно читал роман Стивена Кинга.
По инициативе Слейтера они завели разговор о том, на что каждый из них потратил бы деньги, если бы выиграл миллион фунтов. Сэра отказалась говорить на эту тему: сказала, что никогда в жизни ничего не выигрывала. Эд после долгих раздумий предположил, что купил бы паб где-нибудь за городом и шикарную машину. Слейтер предложил другой грандиозный план, как потратить хотя бы часть денег: поехать на юг Соединенных Штатов, нанять самолет-кукурузник и сговорчивого пилота, наполнить баки смесью соуса чили с несмываемой черной тушью, а потом пролететь над общим собранием Ку-клукс-клана. То-то поплачут эти ублюдки, то-то почешутся! Bay!
Грэм решил, что потратил бы шальные деньги на создание уникального произведения искусства... например, карты Лондона, где был бы изображен каждый переулок, каждый дом, и на этой карте черной — кстати! — тушью можно было бы обозначить маршрут, пройденный в отдельно взятый день каждым жителем Лондона, какой бы способ передвижения тот ни избрал: поезд, метро, автобус, машину, вертолет, самолет, инвалидную коляску, катер или пару собственных ног.
Сэра засмеялась, но по-доброму. Эд счел, что такое неосуществимо, Слейтер обозвал этот план занудством и добавил, что такую карту разглядывать будет ужасно скучно, даже если сделать ее цветной и (или) прочертить маршруты разным цветом; да и вообще, его собственная идея, мол, была лучше по всем статьям. Грэму показалось, что Слейтер выпил лишнего, поэтому он не стал возражать, а лишь с понимающей ухмылкой выслушал его тираду. Он лишь на мгновение повернулся к Сэре, которая ответила ему улыбкой.
В тот день она пришла в легком летнем платье с высоким элегантным воротом и в большой белой шляпе, на ногах у нее были белые туфли с закругленным носком, на неуклюжих старомодных каблуках, и шелковые, а может, просто шелковистые чулки или колготки, которые Грэм счел совершенно излишними в такую жару. Она сидела, прислонившись к дереву, и была прекрасна. Когда она откинула голову и сцепила руки на затылке, он то и дело украдкой, стыдливо поглядывал на темные завитки волос у нее под мышками.
Слейтер, в белых брюках, полосатом блейзере и видавшей виды соломенной шляпе (Грэм про себя отметил, что солома натуральная), сидел на траве по-турецки, держа в руке пластиковый стакан (он распорядился, чтобы Грэм с Сэрой принесли чего-нибудь поесть, а сам пообещал купить двухлитровую бутылку шампанского).
От денег разговор перешел к политике.
— Эдвард, — простонал Слейтер, — ты шутишь!
Эд пожал плечами и растянулся на газоне, подперев голову рукой, но не выпуская потрепанную книгу в бумажной обложке с надломленным корешком.
— А по мне, так она все правильно делала, — сказал он.
У него был едва уловимый выговор кокни. Слейтер хлопнул себя по лбу.
— Боже праведный! Не перестаю удивляться тупости английского рабочего класса. Что еще должны сделать эти кровожадные, ненасытные, хищные... бестии, чтобы вас, наконец, проняло? Скажи на милость, чего вы ждете? Отмены промышленного законодательства? Поголовного увольнения всех профсоюзных активистов? Введения смертной казни для тех, кто, получая пособие по безработице, подхалтуривает мытьем окон? Нет, ты мне ответь!
— Кончай пороть чушь, — пожал плечами Эд, — она ни в чем не виновата, это все экономический спад, понимаешь? Идиоты лейбористы и сами ничего не смогли бы поделать, им дай волю — они все национализируют, и дело с концом.
— Эдвард, — вздохнул Слейтер, — чувствую, быть тебе редактором «Экономиста».
— Можешь сколько угодно язвить, — ответил Эд, не отрываясь от чтения или, во всяком случае, от книги, — но большинство людей смотрят на вещи иначе.
— Ну разумеется! — Слейтер даже присвистнул. — Вот в конце Чансери-Лейн есть сточная труба; она, наверное, и виновата во всех наших бедах.
Эд был озадачен. Он обернулся к Слейтеру:
— О чем это ты?
— Ах, мать честная, — выдохнул Слейтер и театрально растянулся на траве, не выпуская из рук стакана с шампанским. — Конец игры.
До всеобщих выборов оставалось несколько дней. Слейтер не мог свыкнуться с мыслью, что многие собирались вновь голосовать за консерваторов. Грэм, в свою очередь, не видел в этом ничего плохого, но держал свое мнение при себе, чтобы Слейтер совсем уж не взъярился. Кое в чем Грэм был согласен с Эдом — он тоже не видел силы, которая могла бы нормализовать экономическое положение в стране. Конечно, тори слишком много тратят на оборону, особенно на ядерные вооружения; наверное, разумнее было бы больше средств вкладывать в здравоохранение; но к миссис Тэтчер он относился с некоторым пиететом, да к тому же она одержала знаменитую победу на Фолклендских островах. Он понимал, что все это ерунда, но когда вооруженные силы вошли в Порт-Стенли, он испытал невольный прилив гордости. Эд не стеснялся высказывать свое мнение при Слейтере; Грэм для себя не решил, достойно ли это восхищения или сожаления. Ему даже стало обидно, когда он понял, что Эду ровным счетом все равно, что о нем подумают. Эд встал:
