От проемов стекала какая-то прозрачная смола; стекла уцелели только в нижней части, у основания каждого шестиугольника, образованного металлическим переплетом. Стекло под ногами было совсем темным. Он выглянул из амбразуры и прищурился от холодного, сильного, злого ветра, который завывал, исподтишка проникая в эту глубокую щель. Пол едва заметно поднимался в направлении окна. В простенках под окнами застыли прозрачные, словно обледенелые потеки. Квисс кряхтя наклонился, чтобы разглядеть их поближе, затем присел на колени (под тонким слоем стекла был выложен сланец). Сперва он осторожно дотронулся до прозрачной лужицы, которая еще не успела застыть в оконном проеме, а затем провел пальцем сверху вниз по уцелевшему стеклу, потом по засохшей струйке на стене и дальше по полу — но изъяна, трещины или стыка так и не нащупал.
Стекло нижних клеток оконного переплета, покрывающее узкий подоконник вместе с простенком и переходящее на пол, не имело зазоров. Оно составляло единое целое. Квисс опустился на пятки, сложил руки на коленях и остался сидеть на полу. Он смотрел прямо перед собой.
Ему вспомнилось — неизвестно, из каких глубин времени, — что стекло, обыкновенное стекло, которое делается из песка, теоретически представляет собой жидкость и что в старых зданиях очень точные измерительные приборы фиксируют заметное истончение в верхней части окон и соответствующее утолщение внизу, потому что стекло постепенно поддается неисчерпаемой силе тяготения. В Замке Наследия — по крайней мере местами — этот процесс продолжался так долго, что уже вступил в следующую стадию. Стекло со временем перетекало — а кое-где успело полностью перетечь — с верхней части рамы на подоконник, а оттуда по простенку — на пол.
Не поднимаясь с колен, он выпрямил спину и почти сразу, к собственному изумлению, горько разрыдался.
Между тем оказалось, что копи за окнами не видно. Квисс отрешенно побродил по замку и, наконец, оказался там, откуда начал свой путь, — в пустом игровом зале.
Почти машинально он направился к балкону, но остановился, чтобы подумать, и испытал почти наивное удивление от того, что с такой легкостью, даже с желанием, приготовился к встрече с собственной смертью.
Но мысли ничего ему не подсказали.
Поэтому он поднялся на холодный каменный парапет.
Теперь он знал, что подразумевала красная ворона, говоря о душе; он понял, что неистребимо безбожный характер, его глубинная сущность сейчас проявится во всей полноте самоутверждения — в уничтожении себя.
Квисс закрыл глаза и нагнулся вперед.
Чьи-то руки обхватили его за пояс и рванули назад. Он открыл глаза и в падении увидел, как небо покривилось, а стена замка нависла сверху. Аджайи вскрикнула, когда они вместе рухнули на сланцевый пол балкона. Квисс перекатился через порог в тепло игрового зала и ударился головой о стеклянный пол.
Не веря в происходящее, он приподнялся на локте и увидел, что Аджайи все еще лежит на балконе, тяжело дыша, и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Она попыталась встать.
— Квисс...
С трудом поднявшись на ноги, он замахнулся и что было сил ударил ее по лицу, да так, что она снова повалилась на пол.
— Не лезь не в свое дело! — заорал он. — Отстанешь ты от меня или нет?
Он наклонился, чтобы помочь ей встать. Аджайи побледнела, из разбитой губы сочилась кровь. Она вскрикнула и заслонила лицо руками; он отшвырнул ее через порог, она заковыляла, споткнулась о лежавшие на полу книги и упала ничком. Квисс ворвался в зал следом за ней.
— Оставь наконец меня в покое, кому сказано? — сквозь рыдания выкрикнул он. Его глаза были полны слез, руки дрожали. Он снова нагнулся, чтобы ее поднять; она зажмурилась так, что лицо исказилось гримасой, и выставила вперед руки; он отвесил ей пощечину, и она с криком осела на стеклянный пол, стоило ему ее отпустить. Он занес ногу, чтобы пнуть ее. в бок. Она сжалась и с плачем закрыла голову руками.
Его взгляд упал на стоящий поблизости игровой стол с колодой карт. Передумав пинать старуху, он тяжелой поступью направился туда, подхватил стол за две ножки, вернулся на прежнее место (Аджайи в ужасе съежилась, все так же закрывая голову; сверху хлопьями посыпались игральные карты) и швырнул его о стеклянный пол совсем рядом с головой Аджайи; стол не выдержал такого удара, а на прозрачной поверхности стекла образовалась рваная паутина трещин, не менее метра в ширину.
Стол разлетелся в щепки; драгоценный красный кристалл, украшавший собою середину столешницы, брызнул тысячами осколков; причудливый орнамент из блестящих нитей напоследок сверкнул и померк, словно испарился, а устойчивые ножки лопнули сверху вниз, обнажив плотно спрессованные печатные страницы. Квисс отбросил ногой обломки и отвернулся, пряча лицо и сотрясаясь от рыданий.
Пошатываясь, он побрел в другой конец зала, подальше от балкона.
Аджайи приподнялась из груды обломков как раз в тот миг, когда Квисс натолкнулся на стену подле винтовой лестницы. Он сделал несколько неуверенных шагов вниз по ступеням и скрылся из виду. С тяжелым вздохом она приложила к разбитой губе край меховой накидки.
С трудом сев на стеклянном полу, она отодвинулась от того места, где натекла лужица соленой воды, сочившейся из трещин. Дрожь не унималась.
Она оглядела обломки стола.
Сомнений не оставалось: они сыграли свою последнюю игру. Раз нет стола, нет и правил. Значит, остался только один, их собственный, неиспользованный ответ.
Стараясь рассуждать спокойно, она спрашивала себя, что же подтолкнуло Квисса к попытке самоубийства. Неизвестно. В последнее время он ходил мрачнее тучи, но не желал объясняться — а может, просто объяснять было нечего. Она надеялась, что это пройдет — на него и раньше накатывало отчаяние, как, впрочем, и на нее, но за последние сто дней он изменился до неузнаваемости и все продолжал катиться вниз по наклонной, уходил от любых разговоров и отвергал слова утешения. Наверно, сейчас нельзя было оставлять его в одиночестве, но что она могла поделать? Если он действительно решил покончить с собой, она здесь бессильна. Это его жизнь, его право. А может, в ней просто заговорил эгоизм.
Она встала, но едва удержалась на ногах. Перед глазами плыл туман, тело сковывала боль. Хоть не было переломов — и на том спасибо.
Тут она заметила, что ножки игорного стола были составлены из книг. У двух оторвались обложки, и первые страницы приклеились к фанерной облицовке, под которой скрывались эти тома, пока держали столешницу. На каждую из трех ножек пошла либо одна книга, либо пара. Все на английском.
— «Титус Гроан», — прочла она вслух. — «Замок», «Лабиринты», «Процесс»...
У следующей книги титульный лист отсутствовал. Пробежав глазами первую страницу, Аджайи нахмурилась.
Затем она перешла к другим книгам, поднятым с пола. Интересно. Кое-какие из них она пыталась разыскать в замке — узнала о них из книжных обозрений, которыми руководствовалась при выборе книг для чтения. Однако в положенных местах их не было. Наверно, не случайно именно они попали внутрь игрального стола. Аджайи снова перевела взгляд на книгу без титульного листа.
