— Ладно, — сказал он примирительно, возясь с каминной заглушкой, — поговорим лучше о чем-нибудь другом. Я пришлю мастеров, чтобы они наладили тебе камин. Кстати, где бы я мог вымыть руки?
— Ванная наверху, — сказала она. — Первая дверь направо.
Прежде чем подняться наверх, он прислушался, как она чем-то гремит на кухне, а немного погодя дом наполнился ароматом свежемолотого кофе.
Медный светильник на втором этаже, сделанный из старой артиллерийской гильзы, освещал фотопортрет усатого военного. Букетик засохших цветов, перетянутый кремовой шелковой лентой, висел над крошечной нишей. Эти маленькие прелести, украшавшие дом, не могли идти ни в какое сравнение с роскошными апартаментами Бернарда. Вот только того уюта, который царил в этой развалюхе, где на кухне хозяйничала длинноногая блондинка, у него не было и в помине. У Бернарда в глубине души шевельнулось чувство зависти.
Элина, должно быть, не пришла бы в восторг от его богато обставленного, но холодного жилья. Она бы предпочла кое-что получше, более редкое, скажем, ощущение домашнего очага, то есть то, что у него напрочь отсутствовало. Все вокруг говорило, что именно она создала этот уют в почти кукольном домике. По ее глазам, улыбке, по упоминанию о своем садике было видно, что она любит свой дом, свое надежное убежище.
Нагнув голову, чтобы не задеть за низкую притолоку, он вошел в ванную, радуясь, что отважился на этот визит. И впервые за долгое время в его голове возникла мысль: а хорошо бы распрощаться с прошлым и начать жизнь с чистого листа.
Элина сломя голову мчалась наверх, в ванную. Но не успела опередить его. Он уже включил свет, прошел к умывальнику и увидел, что лежало у нее на стеклянной полочке.
Но что это было, он понял не сразу. Слишком поздно, чтобы заглянуть в будущее, свободное от прошлого груза.
Задохнувшись от волнения, Элина схватилась за дверную ручку, другую руку прижимая к сильно бьющемуся сердцу. Опоздала! Их взгляды встретились. Без слов было ясно, что он все увидел.
Бернард осторожно взял с полки пакет и повертел в руках.
— Ты еще не распечатывала?
— Нет. А что? — Можно подумать, ее ответ имеет какое-то значение для него.
Пожав плечами, он положил пакет на прежнее место, открыл воду и принялся мыть руки, обращая особое внимание на коротко остриженные ногти. Насухо вытерев руки и повесив полотенце на вешалку, он начал застегивать запонки.
— Понятно, — сказал он, посмотрев на нее проницательным взглядом. — Предпочитаешь остаться в одиночестве и только тогда сделать то, что предписывается…
— Предписывается? — Она почувствовала, как заливается краской. Не будет же он настаивать…
Его ответ расставил все точки над «i».
— Сделай анализ.
— Сейчас?
По движению его плеч и выражению лица она поняла, что ему не терпится узнать результат.
— Я буду здесь находиться до тех по, пока мы не узнаем результатов. Занимайся анализом, а я спущусь вниз.
Ей захотелось найти повод, чтобы избавиться от него.
— А что, если анализ будет готов только утром?
Он взял пакет и прочел инструкцию, напечатанную на одной из его сторон.
— Ничего подобного, — сухо сказал он. — Здесь говорится, что результаты будут ясны почти сразу. Поэтому брось тянуть время и приступай.
— Мы об этом не договаривались. И нечего меня подталкивать. Это не пирог, чтобы срочно определять, испекся он или нет, — пробормотала она, пытаясь найти какой-нибудь выход из ситуации, в которой очутилась. — Это дело сугубо личное, и тебе не следует вмешиваться.
— Если ты уверена, что подзалетела в результате нашей близости на Сент-Юлиане, то мне как раз и следует вмешаться, Элина. Пожалуйста, сделай анализ и избавь нас от сомнений.
Он плотно закрыл за собой дверь в ванную, лишив ее возможности возразить или затеять спор. Его логика была железной, ей нечего было противопоставить. А если не сделать анализа, соврать ему, мол, результаты отрицательные, поступит ли она правильно? Элина не умела врать, не могла открыто смотреть в глаза человеку, неся заведомую ложь. Это было не в ее характере. Тем более что Бернарда не так-то просто провести — он ни за что не отступится, пока собственными глазами не удостоверится в показаниях теста.
Через пятнадцать минут Элина спустилась вниз. В гостиной было тепло и уютно. Все выглядело, как на рождественской открытке. Блики огня играли на старом турецком ковре бордового цвета, становясь то ярче, то бледнее, на красных бархатных шторах. Не хватало лишь кошки, сидящей у камина, и улыбки Бернарда, застывшего поодаль.
— Какой кофе ты предпочитаешь? — спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе. Но нервы ее не слушались.
— Черный, — ответил он. — Ты сделала анализ?
Его тон не располагал к вежливой светской беседе. Презрев правила гостеприимства, она так же сухо буркнула:
— Да.
— Ну и?..
— Я беременна. — Она не надеялась, что эта новость заставит его подпрыгнуть от восторга, а его молчание расценила как осуждение. Поэтому под маской иронии Элина постаралась скрыть свое разочарование. — Боже, неужели я лишила тебя дара речи? Неужели тебе нечего сказать?
— Только одно, — произнес он. — Этой мой ребенок?
При иных, более спокойных обстоятельствах она могла бы найти подходящий ответ. Он, конечно, ничего не знал об ее интимных связях, да и откуда ему знать, что у нее был когда-то очень непродолжительный роман. С тех пор у Элины ни с кем не было подобных отношений вплоть до того памятного вечера на Сент-Юлиане. Но сомнение, отразившееся на лице Бернарда, свидетельствовало: он боится угодить в ловушку к женщине, не отличающейся твердыми моральными принципами.
Не в силах бороться со своими чувствами, она расплакалась.
— Да, это твой ребенок! — произнесла она сквозь рыдания.
— И что ты собираешься предпринять? Ты же не девочка и, пожалуйста, не перекладывай собственную ответственность на чужие плечи.
Сожалея, что так и не нашла остроумного ответа, дабы сохранить свое достоинство, Элина глубоко вздохнула и постаралась совладать с собой. Когда ей удалось унять слезы, она осмелилась снова взглянуть на него.
— У меня были близкие отношения только с одним мужчиной. В то время мне было двадцать четыре года, — прошептала она. — Если у тебя возникают сомнения, можешь посчитать: выходит, я ношу его ребенка в своем чреве последние три года.
Он громко расхохотался и тем самым разрядил напряженную атмосферу.
— Ого, ну и терпелива же ты!
Немного успокоившись, она вытерла слезы.
— Гоню от себя мысль, что не заметила еще одного человека, который наградил меня ребенком.
— Не надо продолжать, Элина. Я сразу же поверил, когда ты сказала, что ребенок мой.
