— Черт возьми, Элина, хватит играть в прятки! Я имею право знать, я был помолвлен с Сильвией.
— Совершенно верно. Именно поэтому я не хочу быть тем человеком, кто рассеет твои иллюзии.
— Неужели ты думаешь, что я свихнусь, если ты расскажешь что-то неприятное о Сильвии? — презрительно процедил он. — Давай, Элина, выкладывай. Ну, были у нее мужики. Что еще? Вечеринки? Пьянки? Какие-нибудь дикие оргии?
Она раскрошила булочку на кусочки и принялась скатывать из них шарики.
— Ты недалек от истины.
— Почему же ты раньше не сказала мне об этом?
Она посмотрела на горку шариков.
— Пойми, Бернард, ты был в таком подавленном состоянии и все время твердил, что я виновата в ее смерти. Ты бы не поверил ни одному моему слову.
— Проклятье! — Он резко отодвинул стул и направился к окну. Минут пять он простоял молча, засунув руки в карманы. Глаза его следили за движением пушистых облаков по голубому небу. Элина так же молча наблюдала за ним. Наконец плечи у него безвольно опустились, он провел рукой по лицу. — Какая чертовщина, — пробормотал он, поворачиваясь к ней. — Я разыскал тебя не для того, чтобы бороться с тобой. Мне хотелось уничтожить все наносное, что накопилось между нами. У меня есть единственный выход — начать все сначала.
— Я уже видела начало, — заметила Элина. — Когда я взялась за проект Геснеров, у меня была возможность наблюдать за тобой и Сильвией. Уже тогда во мне начало копиться раздражение. И мне не хочется снова оказаться в том же положении.
— И что же ты высмотрела, Элина? — поинтересовался Бернард, вернувшись к столу и беря в руки ее ладонь.
— Я видела влюбленного мужчину.
Он сухо засмеялся.
— Как это можно определить с первого раза?
Она высвободила руку.
— Если ты собираешься сказать, что не был влюблен в нее по уши, то лучше не говори ни слова. У меня есть глаза.
— Мм… В принципе ты права, — очень тихо сказал он. — Я был во власти этой любви. Я был простаком, эдаким мужланом, обутым в грубые сапоги, а она представлялась мне принцессой. Понимаешь, я собственным трудом поднимался со ступеньки на ступеньку по лестнице успеха, а она порхала, как бабочка. Я был восхищен ореолом романтики, которым она была окружена, покорен ее жизнерадостностью, энергией. Но постепенно позолота осыпалась, ореол тускнел, у меня открылись глаза. Я пользовался доверием Геснеров, они даже считали меня своим сыном. Мне льстило это отношение, льстило, что во мне нуждались. Они знали, что Сильвия легкомысленна, а во мне видели некую стабильность. Как-то само собой я оказался в роли их опоры. Не знаю, как это случилось, но я сделал ей предложение, не представляя, что из этого получится.
— Не хочешь ли ты сказать, что был готов взять ее в жены только для того, чтобы сделать приятное ее родителям? — спросила Элина.
— Не думаю, скорее, мне самому этого хотелось. — Он взялся за кофейник и вновь наполнил чашки. — А в общем, все вышло случайно. Когда у тебя все хорошо, такие поступки совершаются сплошь и рядом. О последствиях не задумываешься.
— Как у детей?
— Да. — Он не пытался возражать. — Кстати, я всегда хотел иметь детей. Может быть, поэтому и решил жениться, но тут… — Бернард осекся и исподлобья взглянул на Элину.
— Почему ты замолчал?
— Но тут в поместье Геснеров появилась длинноногая блондинка, которая деятельно осуществляла какой-то проект. Женщину звали Элина. Она представилась ландшафтным архитектором, но походила скорее на грустного садовника. Бродила по колено в грязи, руки у нее всегда были испачканы в земле. По всему было видно, что она трудолюбива и обязательна. Никогда не устраивала себе передышки, не занималась пустопорожней болтовней. — Он потер переносицу. — Несчастье заключалось в том, что чем чаще я ее видел, тем отчетливей Сильвия мне казалась маленькой девочкой, не созревшей еще ни для замужества, ни тем более для материнства. Она сама была как ребенок; который постоянно нуждается в чьей-то поддержке.
От его слов Элина зарделась.
— Но ты с первого взгляда стал питать ко мне неприязнь.
— Я действительно старался делать вид, что ты мне неприятна. На самом же деле ты была образцом женщины, о которой я мечтал. Я сожалел, что ты не встретилась мне раньше. — Он отбросил прядь волос со лба. — Сумасшедшая мысль — ты бы тогда давно уже стала моей женой.
— Вот уж не догадывалась, что ты так думал. Я считала тебя таким холодным, таким… подозрительным. Каждый раз, когда я оборачивалась, я натыкалась на твой хмурый взгляд.
У него приподнялись уголки губ.
— Верно, я следил за тобой. Не представляешь, как я любовался тобой, когда ты наклонялась над цветочной грядкой!
— Ты никогда даже не намекнул…
— А разве этично проявлять симпатии к женщине, с которой встретился в доме своей будущей жены? — Он вздохнул. — Это меня сдерживало, понимаешь?
— Более или менее, — кивнула она.
— Сильвия, должно быть, догадывалась, что в душу мне закрались сомнения. Она стала более раздражительной, несдержанной, начала проверять меня, заводила ссоры по пустякам. Родители забеспокоились, говорили, что она на грани нервного срыва. Оказывается, перед тем как я с ней познакомился, Сильвия пережила сильнейший эмоциональный кризис, даже совершила попытку самоубийства. Мне было жаль стариков Геснеров, я старался, как мог, положить конец ее нервным вспышкам и делал это чрезвычайно деликатно. Вероятно, она поняла, что у меня на уме, и именно поэтому решила отправиться с тобой на Сент-Юлиан. А потом я узнал о ее гибели…
Сердце Элины сжималось от жалости. Она помнила перекошенное жуткой болью лицо Бернарда, когда он приехал на то место, где, как предполагалось, произошло крушение яхты. Она была свидетельницей, в каком состоянии он находился, когда пришел за вещами Сильвии. Только сейчас Элине до конца стало ясно, что ему пришлось пережить. Если он сказал ей правду, то можно представить, какую боль пришлось испытать ему. Но надо отдать ему должное — он вел себя достойно, держал под контролем эмоции, прятал свои настоящие чувства.
— Ты чувствовал себя виноватым? Если честно, то всем было в ту пору не по себе.
— Виноватым? Может быть, но точнее — очистившимся. Проблемы больше не существовало. Я стал свободен, но облегчения не почувствовал, — сказал он, вздыхая. — И все из-за тебя. Ты оказалась рядом, со своей персиковой кожей, облитой солнцем, такая теплая, готовая успокоить меня.
— Ты производил впечатление человека, у которого почва ушла из-под ног.
— Так оно и было. Мне не давала покоя дурацкая мысль: признаться тебе в своих чувствах и отдаться на твою милость. Но присущая мне сдержанность не позволила предстать в твоих глазах эдаким развратником. — Он покрутил пальцем у виска. — О, развратник лукавит, а желание у него, в сущности, одно — извлечь для себя максимум удовольствия. Увы, так оно и произошло, и скорее, чем я ожидал. А все потому, что ты как-то по особому дотронулась до меня в том гостиничном номере…
