Глаза Сенедры на мгновение вспыхнули и тут же сузились.
– Ох, Гарион, как ты умен, – с сарказмом сказала
она. – Не надо со мной как с маленькой.
– Хорошо, не буду, – ласково согласился он,
поставив чашку на столик рядом с кроватью. – Наверное, надо дать чаю
немного настояться.
– Он может настаиваться хоть год, если это ему
нравится. Я не собираюсь его пить.
Гарион вздохнул.
– Мне очень жаль, Сенедра, – произнес он с
искренним сожалением, – но ты не права. Тетушка Польгара сказала, что тебе
нужно пить по чашке каждые два часа. И пока она не даст мне других указаний,
именно это ты и будешь делать.
– А если я откажусь? – Она была настроена
воинственно.
– Я сильнее тебя, – заметил он.
Ее глаза расширились от удивления.
– Но не собираешься же ты заставить меня пить насильно?
Гарион помрачнел.
– Мне бы очень этого не хотелось.
– Но ты способен на это, правда? – произнесла она
с упреком.
Он на мгновение задумался, затем кивнул.
– Возможно. Если мне прикажет Польгара.
Она долго молча смотрела на него.
– Ну, ладно, – произнесла она наконец. –
Давай мне этот вонючий чай.
– Он вовсе не так плохо пахнет, Сенедра.
– Так почему же тогда ты сам его не пьешь?
– Потому что это ты больна, а не я.
Еще некоторое время она продолжала высказывать ему все, что
она думает о чае, и о нем, и о своей постели, и об этой комнате, и вообще обо
всем белом свете. Излагала все очень красочно и очень пылко, иногда на
незнакомых ему языках.
– Что это за крик? – спросила Польгара, входя в
комнату.
– Я терпеть не могу эту отраву! – почти взвизгнула
Сенедра и, размахивая чашкой, пролила все ее содержимое.
– Тогда бы я не стала пить, – спокойно
посоветовала Польгара.
– Гарион говорит, что, если я не выпью этот чай, он
вольет его мне в глотку.
– А, так ведь это же вчерашнее указание, – сказала
Польгара, взглянув на Гариона. – Разве я не сказала тебе, что сегодня оно
изменилось?
– Нет, – ответил тот. – Ты ничего подобного
не говорила. – Он произнес фразу ровным тоном и был рад, что ему это
удалось.
– Извини, пожалуйста. Я, должно быть, забыла.
– Когда я могу встать с постели? – спросила
Сенедра.
Польгара посмотрела на нее с удивлением.
– Когда захочешь, моя милая, – сказала она. –
Я, собственно, зашла, чтобы спросить, не хочешь ли ты позавтракать вместе с
нами.
Сенедра села на кровати. Ее глаза были похожи на маленькие
камушки. Она медленно повернулась, смерила Гариона ледяным взглядом, а потом
высунула язык и довольно долго оставалась в этом положении.
Гарион повернулся к Польгаре.
– Премного благодарен.
– Ты несправедлив, мой милый, – тихо сказала она,
посмотрев на побледневшую от злости маленькую королеву. – Сенедра, тебе
никогда не говорили в детстве, что нет ничего невежливее, чем показывать язык?
Сенедра широко улыбнулась.
– Ну как же, госпожа Польгара, конечно же говорили.
Поэтому я делаю это только в особых случаях.
– Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, – сказал Гарион,
ни к кому конкретно не обращаясь. Он подошел к двери, открыл ее и вышел.
Несколько дней спустя Гарион сидел в одной из гостиных на
женской половине, где жили он и все остальные. Обстановка комнаты удивительным
образом говорила о том, что она предназначалась для женщин. Мебель обита
нежно-розовой тканью, а на широких окнах прозрачные занавески бледно-лилового
цвета. За окном белел снегом сад, вокруг которого кольцом замыкались высокие
крылья дворца. В украшенном полукруглой аркой камине весело поблескивал огонь,
а в другом конце комнаты в затейливо отделанном гроте, густо поросшем мхом и
папоротником, струился фонтан. Гарион сидел, задумчиво глядя на пасмурное
полуденное небо пепельно-серого цвета, из которого сыпались белые крупицы – ни
снег, ни град, а нечто среднее, – и внезапно понял, что тоскует по Риве.
Как странно, что вот здесь, на другом конце света, ему пришло это в голову.
Раньше при словах «тоска по дому» ему вспоминалась ферма Фалдора – кухня,
широкий двор, кузница Дарника – и все другие, милые сердцу вещи. А теперь,
оказывается, он тосковал по изрезанному бурей побережью, по мрачной крепости,
нависающей над лежащим под ней хмурым городом, и по белым от снега горам,
неподвижно застывшим на фоне черного непогожего неба. В дверь тихо постучали.
– Да? – рассеянно произнес Гарион, даже не
оглянувшись.
Кто-то робко открыл дверь.
– Ваше величество... – произнес смутно знакомый
голос.
Повернув голову, Гарион через плечо поглядел на вошедшего –
лысого круглолицего человека. Одежда его была коричневого цвета – простая и
практичная, – хотя, несомненно, дорогая, а тяжелая золотая цепь на груди
свидетельствовала о том, что он не просто мелкий чиновник. Гарион нахмурился.
– Мы, кажется, уже встречались? – спросил
он. – Вы ведь друг генерала Атески, м-м...
– Брадор, ваше величество, – подсказал
круглолицый. – Министр внутренних дел.
– Ах да. Теперь припоминаю. Входите, ваше
превосходительство, прошу вас.
– Спасибо, ваше величество. – Брадор вошел в
комнату и подошел к камину, протягивая руки к огню. – Мерзкий
климат, – произнес он, поеживаясь.
– Вам нужно провести зиму в Риве, – сказал
Гарион, – хотя как раз сейчас там лето.
Брадор посмотрел в окно на заснеженный сад.
– Странное это место, Хтол-Мургос, – сказал
он. – Вот кажется, что у мургов все сделано на редкость безобразно, но ведь
есть здесь и комнаты, подобные этой.
– Я думаю, что безобразным все делалось в угоду Ктучику
и Таур-Ургасу, – ответил Гарион. – На самом деле мурги, вероятно,
немногим отличаются от всех остальных.
Брадор рассмеялся.
– В Мал-Зэте такую точку зрения почтут за ересь, –
сказал он.
