– Нет, не весь, – ответил император. – Этот
квартал был построен для капралов. Улицы, где живут офицеры, украшены побогаче,
а та часть, где селятся рядовые и рабочие, выглядит куда непригляднее. Военные
придают очень большое значение внешним проявлениям субординации.
На одной из улиц, отходящих от той, по которой они ехали, на
расстоянии в несколько домов от них, толстая краснолицая женщина визгливым
голосом бранила сухопарого мужчину. Вид у мужчины был очень виноватый. Еще бы:
несколько солдат выносили из этого дома мебель и сваливали ее на телегу.
– И что тебе, Актас, приспичило хулиганить? –
визгливо вопрошала женщина. – Тебе непременно надо было напиться и
оскорбить капитана? Что теперь с нами будет? Я всю жизнь прожила в этом мерзком
солдатском квартале, дожидаясь, пока тебя повысят в должности, и когда наконец
что-то сдвинулось, ты напился как свинья! Теперь тебя снова разжаловали в
рядовые, и все полетело к черту!
Мужчина что-то виновато бормотал.
– Ты у меня еще попомнишь, Актас, я тебе обещаю, –
грозила ему жена кулаком.
– В жизни всегда бывают взлеты и падения,
правда? – тихо сказал Сади, когда они отъехали от злополучного дома.
– По-моему, смеяться тут нечего, – неожиданно
горячо откликнулась Сенедра. – Их вышвырнули из дома в наказание за минутную
оплошность. С кем не случается?
Закет смерил ее оценивающим взглядом, затем кивнул одному из
своих офицеров в красном плаще, скакавшему за ними на почтительном расстоянии.
– Выясни, из какого полка этот человек, – приказал
он. – А затем пойди к капитану и скажи, что он меня лично обяжет, если
восстановит Актаса в прежнем звании – при условии, конечно, что тот всегда
будет трезвым.
– Слушаюсь, ваше величество, – отсалютовал офицер.
– Ну, спасибо, Закет, – произнесла Сенедра с
изумлением.
– Не стоит благодарности, королева, – поклонился
он ей. Затем коротко рассмеялся. – В любом случае жена Актаса позаботится
о том, чтобы он понес заслуженное наказание.
– А вы не боитесь, ваше величество, что, проявив
подобное сострадание, подорвете свою репутацию? – спросил его Сади.
– Нет, – ответил Закет. – Правитель всегда
должен стараться быть непредсказуемым, Сади. Это выбивает подчиненных из колеи.
А кроме того, иногда полезно проявить милосердие к низшим чинам, чтобы укрепить
их преданность.
– А вы когда-нибудь делаете что-либо, не думая о
политике? – спросил Гарион. Его почему-то задело за живое такое циничное
объяснение Закета.
– Нет, такого я что-то не припомню, – ответил
Закет. – Политика – величайшая в мире игра, Гарион, но нужно все время в
нее играть, чтобы тебя не обошли.
Шелк рассмеялся.
– То же самое я мог бы сказать и о торговле, –
произнес он. – С той единственной разницей, что в торговле очки
подсчитываются по доходам. А как вы ведете счет в политике?
На лице Закета появилось смешанное выражение – полулукавое,
полусерьезное.
– Очень просто, Хелдар, – ответил он. – Если
ты до конца жизни продержался на троне – значит, победил. Если умер – значит,
проиграл. И каждый день игра идет по новым правилам.
Шелк окинул его долгим, испытующим взглядом, затем повернулся
к Гариону и слегка пошевелил пальцами, что означало: нам нужно поговорить –
немедленно.
Гарион кивнул, затем склонился в седле и натянул поводья.
– Что-нибудь случилось? – спросил Закет.
– У меня, кажется, ослабла подпруга, – ответил
Гарион, соскакивая с коня. – Поезжайте вперед, я догоню.
– Я помогу тебе, Гарион, – предложил Шелк,
спешившись.
– В чем дело? – спросил Гарион, когда император,
весело болтая с Сенедрой и Бархоткой, отъехал на достаточное расстояние.
– Будь с ним очень осторожен, Гарион, – тихо
произнес маленький человечек, притворяясь, будто осматривает ремни на седле
Гариона. – Он что-то замышляет. Внешне он сама вежливость и улыбчивость,
но внутренне совсем не изменился.
– Разве то, что он сказал, – не шутка?
– Никоим образом. Он был совершенно серьезен. И привез
нас в Мал-Зэт из соображений, которые не имеют ничего общего ни с Менхом, ни с
нашими поисками Зандрамас. Будь с ним настороже. Эта улыбка может сойти с его
лица мгновенно, безо всякого предупреждения. – Затем он повысил
голос. – Ну вот, – произнес он громко, дергая за ремень, – так
вроде бы хорошо. Поехали, догоним остальных.
Путники выехали на широкую площадь, со всех сторон
уставленную палатками, выкрашенными в различные оттенки красного, зеленого,
желтого и синего цветов. На площади толпились купцы и горожане, одетые в
длинную, до пят одежду тех же пестрых цветов.
– Император, а где же живут простые горожане, если весь
город поделен на районы в соответствии с воинскими званиями? – спросил
любознательный Дарник.
Брадор, лысый, круглолицый министр внутренних дел, ехавший
рядом с кузнецом, с улыбкой ответил:
– Они все имеют звания согласно своим личным
достоинствам и успехам. За этим следит отдел должностей. Местожительство,
ведение дел, женитьба – все обусловлено званием.
– Не слишком ли жестко все регламентировано? – с
сомнением спросил Дарник.
– Маллорейцам это нравится, Дарник. – Брадор
рассмеялся. – Ангараканцы без раздумий склоняются перед властью; у
мельсенцев большая внутренняя потребность все систематизировать; карандийцы
слишком глупы, чтобы самим управлять своей судьбой; а далазийцы – ну, чего
хотят далазийцы, не знает никто.
– Мы немногим отличаемся от людей с Запада,
Дарник, – оглядываясь, добавил Закет. – В Толнедре и Сендарии
подобные вещи обусловлены экономикой. Люди выбирают дома, магазины и жен
согласно своим доходам. У нас это просто писано в законах – вот и вся разница.
– Скажите, ваше величество, – вступил в разговор
Сади, – почему ваши люди так безучастны?
– Я не совсем понял, что ты хочешь сказать.
– Им следовало бы, по крайней мере, приветствовать вас.
Вы же, в конце концов, император.
