– Теперь все должно быть в порядке, – сказал он
наконец и пробежал пальцами по струнам. Затем принялся наигрывать медленный
старинный мотив. Когда он сыграл мелодию один раз, пальцы его обрели
уверенность. Тогда он начал играть ее сначала, но на этот раз, к удивлению
Гариона, простая мелодия сопровождалась такими сложными переборами, что трудно
было поверить, что можно извлечь такое из одного инструмента.
Широко раскрытые глаза Польгары сияли.
– Почему ты не говорил мне об этом, Дарник? –
спросила она.
– Да просто потому, что это было так давно, что я сам
почти забыл. В молодости я работал в мастерской, где делали лютни. Мастер был
уже стар, и пальцы его не гнулись, но ему нужно было слышать, как звучат его
инструменты, он и научил меня играть.
Он взглянул на своего друга-великана, сидящего по другую
сторону костра. Тоф, поняв его взгляд, кивнул, сунул руку под грубое одеяло,
которое он накинул на плечи, и достал набор трубок, сделанных из пустых стеблей
тростника, каждый из которых был длиннее предыдущего, и крепко связанных друг с
другом. Немой поднес трубки к губам, и Дарник заиграл мелодию сначала. В звуке
дуэта слышалась мучительная боль, пронзившая Гариона до глубины души.
– Я начинаю чувствовать себя совершенно
бесполезным, – произнес потрясенный Фельдегаст. – Я сам играю на
лютне и на дудке, и меня слушают в тавернах и во всяких таких заведениях, но
эти двое просто виртуозы. – Он посмотрел на гиганта Тофа. – Ты такой
большой, а музыка твоя такая нежная. Никогда не думал, что так бывает.
– Он очень хороший музыкант, – сказал ему
Эрионд. – И иногда играет для нас с Дарником – когда рыба не клюет.
– Ах, что за звук, – продолжал Фельдегаст, –
и слишком хорош, чтобы не найти ему применения. – Он поглядел на
Веллу. – Потанцуешь для нас немного, девочка, чтобы, так сказать,
завершить этот приятный вечер?
– Охотно, – засмеялась она, тряхнув головой.
Поднявшись на ноги, подошла к Фельдегасту, сидевшему по другую сторону
костра. – Вот в таком темпе, – сказала она, поднимая руки над головой
и ритмично щелкая пальцами. Фельдегаст в такт ей захлопал в ладоши.
Гариону уже приходилось видеть, как танцует Велла – как-то
давно в лесной таверне в Гар-ог-Надраке, – и он более или менее
представлял, чего от нее ожидать. Поэтому был уверен, что Эрионду, да и Сенедре
не следует смотреть на эту неприкрытую демонстрацию чувственности. Правда,
танец Веллы выглядел очень невинным, и он подумал, что в прошлый раз сам был
слишком горяч.
Но по мере того как отрывистые щелчки ее пальцев и
раздающиеся им в такт хлопки Фельдегаста делались чаще и она танцевала все
более самозабвенно, Гарион понял, что оправдываются его худшие опасения. Право
же, Эрионду нельзя смотреть на этот танец, а Сенедру следовало немедленно
увести. Но Гарион, как ни старался, не мог придумать, как это сделать.
Когда темп снова замедлился и Тоф с Дарником заиграли
мелодию, которая звучала вначале, надракийка завершила танец плавным
величественным проходом, в котором чувствовался вызов всем сидящим у костра
мужчинам.
К полному удивлению Гариона, Эрионд горячо захлопал в
ладоши, а на его юном лице не было и тени смущения. У самого Гариона горели уши
и участилось дыхание.
Сенедра же отреагировала так, как он и ожидал. Щеки ее
пылали, а глаза округлились. Затем она рассмеялась от удовольствия.
– Чудесно! – воскликнула она, искоса бросив на
Гариона шаловливый взгляд. Тот беспокойно закашлялся.
Фельдегаст утер выступившую у него слезу и шумно
высморкался. Затем поднялся на ноги.
– Ах ты, негодная, – произнес он, повиснув на шее
у Веллы, и, подвергая опасности свою жизнь, если вспомнить о кинжалах у нее за
поясом, громко чмокнул ее в губы, – я просто уничтожен оттого, что мы
должны расстаться. Я буду скучать по тебе, моя девочка, уж будь уверена. Но
обещаю тебе, что мы снова встретимся, и уж тогда я ублажу тебя своими
непристойными рассказами, а ты запудришь мне мозги своим отвратительным зельем.
Мы будем вместе петь и смеяться, и встречать весну за весной, наслаждаясь
обществом друг друга. – Он довольно бесцеремонно шлепнул ее по заднице и
быстро отскочил, прежде чем она схватилась за рукоять одного из кинжалов.
– Она часто танцует для тебя, Ярблек? – спросил
Шелк, глаза которого так и блестели.
– Слишком часто, – с тоской ответил Ярблек, –
и всякий раз, когда она это делает, я начинаю думать, что ее ножи не так уж
остры и что от пары царапин не будет очень больно.
– Можешь попробовать, если хочешь, Ярблек, – предложила
Велла, кладя руку на рукоять одного из кинжалов. Затем, широко улыбнувшись,
подмигнула Сенедре.
– Почему ты так танцуешь? – спросила Сенедра, со
щек которой все еще не сошел румянец. – Ты же знаешь, что происходит с
мужчинами, когда они на тебя смотрят.
– В этом-то и состоит забава, Сенедра. Сначала ты
сводишь их с ума, а потом держишь на расстоянии этими кинжалами. Я от этого
просто балдею. В следующий раз, когда мы встретимся, я покажу тебе, как это
делается. – Она взглянула на Гариона и зло засмеялась.
Бельгарат вернулся к огню. Гарион был так увлечен танцем
Веллы, что не заметил, что тот отлучался.
– Уже стемнело, – сказал он, обращаясь ко
всем. – Думаю, мы можем уехать, не привлекая ничьего внимания.
Все поднялись со своих мест.
– Ты знаешь, что делать? – спросил Шелк своего
компаньона.
Ярблек кивнул.
– Хорошо. Делай все, что нужно, чтобы я случайно не
вляпался.
– Почему ты так упорно продолжаешь играть в
политические игры, Шелк?
– Потому что это раскрывает мне огромные возможности
для воровства.
– А, – произнес Ярблек, – тогда так и
надо. – Он протянул ему руку. – Береги себя, Шелк, – сказал он.
– И ты тоже, Ярблек. Постарайся, если сможешь, не
заводить кредиторов. Через год увидимся.
– Если ты еще будешь жив.
– Да, конечно.
– Мне очень понравилось, как ты танцевала,
Велла, – произнесла Польгара, обнимая юную надракийку.
– Это большая честь для меня, госпожа, – немного
смущенно ответила Велла.
– Я уверена, что мы еще встретимся.
– И я тоже.
– Не хотите ли пересмотреть ту немыслимую цену, что
запросили за товар, мастер Ярблек? – спросил Фельдегаст.
