– Если в доме есть люди, то это, вероятно, гролимы,
так?
– Скорее всего, – сказал Бельгарат. – Все
прочие обходят это место стороной.
– Как я заметила, гролимы мало обращают внимания друг
на друга, – продолжала Бархотка.
– Ты забыла, что у нас нет с собой гролимских
плащей, – заметил Шелк.
– В этом дворе так темно, Хелдар, а тени так густы, что
любой цвет покажется черным, так ведь?
– Возможно, – согласился он.
– А в наших сумках все еще лежат зеленые плащи
работорговцев, не правда ли?
Шелк посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Бельгарата.
– Это идет вразрез с моими убеждениями, – сказал
он, – но попробовать можно.
– Так или иначе, мы должны попасть в дом. Прежде чем
принять какое-нибудь решение, попробуем выяснить, кто там находится. И зачем.
– Будет ли Зандрамас держать при себе гролимов? –
спросила Сенедра. – Ведь если она в доме одна и вдруг увидит, как к ней
через двор направляются гролимы, это может ее напугать. И она убежит, взяв с
собой моего ребенка.
Бельгарат покачал головой.
– Если она побежит, мы – рядом с ней и сможем ее
поймать. Тем более что Шар укажет нам дорогу – как бы она ни старалась
увильнуть. Кроме того, если Зандрамас действительно здесь, у нее в охране
наверняка служат гролимы. Отсюда до Даршивы недалеко, так что ей нетрудно было
их оттуда вызвать.
– А как же он? – шепотом спросил Дарник, указав на
Фельдегаста. – У него нет такого плаща.
– Что-нибудь придумаем, – прошептала в ответ
Бархотка и улыбнулась жонглеру. – У меня есть чудесный темно-синий халат,
который изумительно пойдет к его глазам. Дополним его платком на голову,
похожим на капюшон, и он сможет спокойно пройти вместе с нами, если спрячется
внутри нашей группы.
– Прятаться за спинами в минуту опасности – это ниже
моего достоинства, – возразил жонглер.
– Ты предпочитаешь остаться здесь, чтобы присмотреть за
лошадьми? – улыбнувшись, спросила она.
– Как с вами трудно, моя госпожа, – жалобно
произнес он.
– Иногда – да.
– Давайте так и сделаем, – решил Бельгарат.
Им понадобилось несколько минут, чтобы вернуться туда, где
стояли на привязи их лошади, и при тусклом свете фонаря Фельдегаста вынуть из
сумки аккуратно сложенные плащи работорговцев.
– Как это нелепо, – обиженно проворчал жонглер,
оглядывая синий атласный халат, который Бархотка накинула ему на плечи.
– А по-моему, выглядит очень мило, – сказала
Сенедра.
– Если внутри дома есть люди, они наверняка патрулируют
коридоры, – предположил Дарник.
– Только на первом этаже, – ответил
Фельдегаст. – Верхние этажи почти полностью необитаемы: видели, окна в них
выбиты, и по коридорам гуляет ветер со всего света. Как раз напротив главного
входа есть широкая лестница, и если нам повезет, мы сможем проскользнуть
незамеченными. А уж наверху точно не встретим ни одной живой души, не считая
летучих мышей или случайно забравшейся туда крысы.
– Что, обязательно надо было говорить об этих
мерзостях? – язвительно спросила Сенедра.
– Ах, маленькая моя бедняжка, – ухмыльнулся ей в
лицо Фельдегаст. – Успокойся, я буду рядом с тобой, а мне в жизни еще не
встречались летучие мыши и крысы, которых я не мог бы победить в открытом и
честном бою. Ну, пошли, – заключил он свою тираду, широким жестом
заворачиваясь в халат.
– Спрячь свой фонарь! – приказал ему Бельгарат.
Выйдя из туннеля, они оказались в темном дворе, Двигаясь
размеренной, качающейся походкой, как гролимы во время религиозных церемоний.
Зоркое око, светящееся окно в углу, казалось, следило за каждым их движением.
Двор был невелик, но Гариону показалось, что они идут по
нему уже целый час. Наконец они достигли главной двери. Большая, черная,
усеянная медными гвоздями, как все двери гролимских церквей, которые доводилось
видеть Гариону. Венчавшая ее стальная маска сильно потускнела. В слабом свете,
исходящем из окна в противоположном углу, Гарион заметил, что за долгие века
она успела заржаветь и отмеченное холод. ной красотой лицо маски исказилось,
как от болезни. Из глазниц по щекам текли струйки полужидкой комковатой
ржавчины, делавшие ее еще более отвратительной. Гарион содрогнулся, вспомнив
огненные слезы, брызнувшие из глаз смертельно раненного бога.
Они поднялись на три ступени, ведущие к двери, и Тоф рывком
открыл ее.
Внутренний коридор был слабо освещен одиноким факелом,
мерцающим в дальнем его конце. Напротив двери, как и говорил Фельдегаст, в
темноту вела широкая лестница. Ступени ее были завалены упавшими камнями, с
темного потолка свисали лохматые гирлянды паутины. Продолжая двигаться
торжественной поступью гролимов, Бельгарат провел их через коридор и начал
подниматься по лестнице. Гарион следовал за ним таким же размеренным шагом,
хотя его обуревало желание сорваться с места и побежать. Поднявшись, вероятно,
на середину лестницы, они услышали, как сзади них что-то щелкнуло, и у подножия
лестницы внезапно вспыхнул свет.
– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил
чей-то грубый голос. – Кто вы?
У Гариона оборвалось сердце. Он повернулся. У лестницы стоял
человек в длинной, до колен, кольчуге. Голову его покрывал шлем, а в левой руке
он держал щит. В правой – светился шипящий факел.
– Спускайтесь сюда, – скомандовал человек в
кольчуге.
Великан Тоф послушно повернулся, накинув на голову капюшон и
засунув в рукава скрещенные на груди руки. С покорным видом он двинулся вниз по
ступеням.
– Все спускайтесь, – повторил церковный
гвардеец. – Я приказываю вам именем ангараканского бога.
Когда Тоф дошел до последней ступени, гвардеец в удивлении
расширил глаза, увидев, что на плечах великана отнюдь не черный гролимский
плащ.
– Что это? – воскликнул он. – Ты не чандим!
Ты...
Он тут же замолчал – Тоф схватил его за горло огромными
руками, оторвал от пола. Пытаясь вырваться, гвардеец выронил факел. Небрежным
движением Тоф снял с него шлем и несколько раз стукнул головой о каменную стену
коридора. Содрогнувшись, гвардеец обмяк. Тоф перекинул безвольное тело через
плечо и снова двинулся вверх по ступеням.
Шелк спустился в коридор, подобрал стальной шлем и потухший
факел и вернулся обратно.
