Под ними находилась очень большая комната. На окнах –
истлевшие полосы занавесок, в углах – все та же паутина и плесень. Вдоль стен в
железных кольцах прикреплены дымящиеся факелы, а пол покрыт пылью и мусором,
скопившимся за долгие столетия. Комната полна гролимов в черных одеяниях, среди
которых кое-где можно было видеть людей в грубой одежде карандийцев и в
блестящих доспехах церковных гвардейцев. Посередине комнаты, выстроившись, как
отряд солдат, сидели на задних лапах в ожидании приказа огромные черные псы
Торака. Перед собаками возвышался черный алтарь, который, видимо, недавно
использовали по назначению. По бокам от него стояли мерцающие огнем светильники.
У стены, на возвышении, находился золотой трон, а за ним – полуистлевшая черная
драпировка и огромное изображение лица Торака.
– Знаете, это был Тронный зал Обожженного Лица, –
прошептал Фельдегаст.
– Это чандимы, да? – приглушенно спросил Гарион.
– Они самые – и люди, и звери. Меня немного удивляет,
что Урвон привел сюда своих собак, хотя, пожалуй, служить конурой – это самое
подходящее применение для Ашабы.
Бросалось в глаза, что люди в комнате нетерпеливо
поглядывали на трон – очевидно, чего-то ждали.
Внизу, колыхнув наполненный дымом воздух, прозвенел удар
огромного колокола.
– На колени! – приказал столпившимся в комнате
людям громкий голос. – Засвидетельствуйте почтение новому богу Ангарака!
– Что?! – воскликнул Шелк сдавленным голосом.
– Заткнись и смотри! – шикнул Фельдегаст.
Снизу послышалась громкая барабанная дробь, сопровождаемая
звуком медных фанфар. Полуистлевшие занавеси за золотым троном раздвинулись, и
оттуда двумя рядами вышли гролимы в своих ритуальных одеждах, монотонно
распевая. Чандимы и гвардейцы опустились на колени, а псы и карандийцы,
распластавшись на полу, заскулили.
Барабанная дробь нарастала, и затем из-за занавесей
величественной походкой вышел человек в золотой одежде и с короной на голове.
Его фигуру окружал сияющий нимб, но Гарион ясно почувствовал, что это сияние
создается усилием воли самого человека в золотом. Надменным движением человек
поднял голову. Лицо его было в пятнах – участки кожи обычного цвета
перемежались с мертвенно-бледными. Но самое страшное впечатление производило
то, что глаза этого человека были совершенно безумны.
– Урвон! – вырвалось у Фельдегаста. – Ах ты,
паршивый сукин сын! – От его певучего говора не осталось и следа.
Прямо позади пестролицего сумасшедшего стояла скрытая тенью
фигура в капюшоне, накинутом на лицо. Казалось, черный гролимский плащ слился с
фигурой и чернота эта исходит от нее самой, наполняя все окружающее
пространство ощущением абсолютного зла.
Урвон поднялся на возвышение и сел на трон.Его безумные
глаза выкатились из орбит, а лицо застыло маской надменной гордости. Темная
фигура встала за его левым плечом и склонилась к уху, что-то нашептывая.
Чандимы, гвардейцы и карандийцы продолжали лежать на полу,
льстиво скуля, как псы, а последний ученик Торака купался в лучах славы.
Десяток одетых в черное чандимов подползли на коленях к трону, держа в руках
позолоченные шкатулки, и благоговейно поместили их на алтарь перед возвышением.
Когда шкатулки открыли, Гарион увидел, что они до краев наполнены красным
ангараканским золотом и драгоценностями.
– Эти дары услаждают мой взор, – неприятным,
резким голосом произнес ученик Торака. – Пускай другие тоже подойдут и
сделают приношения новому богу Ангарака.
По толпе чандимов пробежала волна испуга, послышалось
торопливое перешептывание.
Пошептавшись, они положили к алтарю дары в простых
деревянных коробках. Когда их открыли, оказалось, что там нет ничего, кроме
щебня и веточек. Каждый чандим, поставив свою ношу на черный камень алтаря,
исподтишка брал одну из стоявших там золоченых шкатулок.
Урвон пожирал глазами коробки и шкатулки, но явно не мог
отличить золото от гравия, а священники по очереди подходили к алтарю, оставляя
на нем одно приношение и забирая другое.
– Я очень доволен вами, мои жрецы, – произнес
Урвон резким голосом после того, как был разыгран этот фарс. – Вы принесли
к моим ногам несметные богатства.
Чандимы, карандийцы и гвардейцы поднялись на ноги, а темная
фигура продолжала тем временем что-то нашептывать на ухо Урвону.
– А теперь перед вами предстанет господин Менх, –
провозгласил безумец, – который из всех, кто мне служит, пользуется
наибольшей моей благосклонностью, потому что это он открыл мне глаза на мою
божественную суть. – Он показал на стоявшую за ним тень. – Пускай
господин Менх выразит богу Урвону свое почтение, и он будет милостиво принят
новым богом Ангарака, – раздался голос, исходящий, казалось, из могилы.
Из противоположного угла комнаты снова вырвался звук фанфар,
и этот же глухой голос произнес:
– Слава Урвону, новому богу Ангарака! Подойди, Менх, и
засвидетельствуй свое почтение ныне живущему богу.
Снова раздалась барабанная дробь, и человек в черном плаще
гролима прошествовал по широкому проходу к алтарю. Дойдя до возвышения, он
преклонил колена перед безумцем, восседавшим на троне Торака.
– А теперь взгляните на благородное лицо господина
Менха, любимого слуги бога Урвона, который вскоре станет его Первым
Учеником, – продолжал глухой голос.
Человек, стоящий перед алтарем, повернулся и, скинув с
головы капюшон, открыл свое лицо.
Гарион вздрогнул, с трудом подавив готовый вырваться у него
возглас удивления. Перед алтарем стоял Харакан.
Глава 18
– Белар! – вырвалось у Шелка.
– Пускай все склонятся перед первым апостолом вашего
бога! – провозгласил Урвон своим резким голосом. – Я приказываю вам
почтить его.
По толпе чандимов пробежал шепот удивления, и Гариону,
смотревшему на них сверху, показалось, что на некоторых лицах отразилось явное
неповиновение. – На колени! – пронзительным голосом вскричал Урвон,
вскакивая на ноги. – Он – мой апостол!
Чандимы поглядели сначала на разгневанного безумца, а затем
– на жесткое лицо Харакана. В страхе они пали на колени.
– Я рад видеть, с какой готовностью вы повинуетесь
повелениям вашего бога, – насмешливо произнес Харакан. – Я этого не
забуду. – В его голосе прозвучала почти неприкрытая угроза.
– Знайте все, что мой апостол говорит моим
голосом, – провозгласил Урвон, снова садясь на трон. – Его слова –
это мои слова, и вы обязаны повиноваться ему точно так же, как и мне.
