Шелк кивнул и по залитому кровью полу направился к двери,
осторожно переступая через трупы. Вслед за ним двинулись Дарник и Тоф.
– Не могу понять, – произнесла Сенедра, недоуменно
глядя на скрюченного Бельдина, снова одетого в лохмотья, облепленные соломинками, –
как это ты умудрился поменяться местами с Фельдегастом и куда он делся?
На лице Бельдина появилась лукавая улыбка.
– Моя малышка, – обратился к ней жонглер на своем
певучем диалекте. – Я здесь, разве не видишь? И если пожелаешь, попробую
очаровать тебя умом и моим непревзойденным мастерством.
– Но я так привязалась к Фельдегасту, – почти
заплакала Польгара.
– Тебе всего лишь нужно перенести эту привязанность на
меня, моя дорогая, – с той же улыбкой сказал Бельдин.
– Ты не он, – возразила она.
Бельгарат пристально посмотрел на калеку волшебника.
– Меня раздражает твоя манера говорить, –
недовольно сказал он.
– Я это знаю, брат, – усмехнулся Бельдин. –
Очень хорошо знаю. Поэтому, собственно, я и выбрал эту манеру изъясняться.
– Я не совсем понимаю, зачем нужна была вся эта
изощренная маскировка, – произнес Сади, убирая свой маленький кинжал с
отравленным лезвием.
– В этой части Маллореи слишком много людей знают, как
я выгляжу, – отвечал ему Бельдин. – Урвон уже две тысячи лет
расклеивает описание моей внешности на каждом столбе и дереве на расстоянии
сотен лиг от Мал-Яска. И, честно говоря, меня совсем нетрудно узнать даже по
самым общим приметам.
– Ты удивительный человек, дядя, – приветливо
улыбнулась Польгара.
– Как мило с твоей стороны сделать мне такой
комплимент, девочка моя, – ответил он с изысканным поклоном.
– Прекрати паясничать! – бросил ему Бельгарат и
повернулся к Гариону. – Помнится, ты обещал кое-что объяснить потом. Ну
вот, «потом» и наступило.
– Меня провели, – мрачно признался Гарион.
– Кто провел?
– Зандрамас.
– Она все еще здесь? – воскликнула Сенедра.
Гарион покачал головой.
– Нет. Она послала сюда свой образ – свой и Гэрана.
– Ты что, не смог отличить образ от
действительности? – возмутился Бельгарат.
– Я был не в состоянии этого сделать, –
оправдывался Гарион.
– Надеюсь, объяснишь почему.
Гарион глубоко вздохнул и присел на одну из скамей. Его
перепачканные в крови руки тряслись.
– Она очень умна, – сказал он. – С тех пор
как мы выехали из Мал-Зэта, меня все время преследовал один и тот же сон.
– Сон? – резко спросила Польгара. – Какой
сон?
– Может быть, «сон» – слово не вполне подходящее. Но я
снова и снова слышал плач младенца. Сначала я подумал, что это плачет больной
ребенок, которого мы видели на улицах Мал-Зэта. Но оказалось, что это не так.
Когда мы с Шелком и Бельдином были наверху, в комнате, что находится над нами,
то увидели, как сюда вошел Урвон и сразу за ним – Нахаз. Урвон совершенно
безумен. Он возомнил себя богом. Итак, он вызвал Менха – оказалось, что Менх –
это Харакан, а затем...
– Подожди минутку, – прервал его Бельгарат. –
Харакан – это и есть Менх?
Гарион бросил взгляд на бесформенное тело, распростертое
перед алтарем. Зит, продолжая ворчать, все еще лежала, свернувшись на черном
камне.
– Вернее, был им, – ответил он.
– Урвон представил его, перед тем как все это
началось, – добавил Бельдин.
– У нас не было времени рассказать тебе об этом.
– Это многое объясняет, – задумчиво произнес
Бельгарат. Он поглядел на Бархотку. – Ты знала об этом? – спросил он.
– Нет, почтеннейший, – ответила она, – не
знала. Я просто воспользовалась возможностью, которая мне представилась.
В заваленную трупами комнату вернулись Шелк, Дарник и Тоф.
– Дом пуст, – доложил маленький человечек. –
Он весь в нашем распоряжении.
– Прекрасно, – ответил Бельгарат. – Гарион
как раз рассказывал нам, почему счел нужным начать боевые действия.
– Ему это приказала Зандрамас, – пожал плечами
Шелк. – Не знаю, с каких пор он начал слушать ее приказания, но все было
именно так.
– Я как раз хотел все объяснить, – продолжал
Гарион. – Урвон в этой самой комнате говорил всем чандимам, что Харакан –
то есть Менх – будет его первым апостолом. В этот момент и появилась Зандрамас,
по крайней мере мне так показалось. Под плащом у нее находился какой-то
сверток. Они с Урвоном затеяли ссору, Урвон утверждал, что он бог. И тут она
сказала: «Хорошо. Тогда я вызову Богоубийцу, и он покончит с тобой». И с этими
словами, положив сверток на алтарь, она открыла его. Там был Гэран. Он начал
плакать, и я тут же понял, что меня все время преследовал его плач. Тогда я
полностью перестал соображать.
– Это видно, – вставил Бельгарат.
– Ну а все остальное вам известно. – Гарион с
содроганием оглядел полную трупов комнату. – Я не представлял себе, как
далеко все может зайти. По-моему, у меня помутился рассудок.
– Не помутился, а отключился, Гарион, – заметил
Бельгарат. – Весьма распространенное явление среди алорийцев. Мне
казалось, что ты ему не подвержен, но, видимо, я ошибался.
– У него есть некоторое оправдание, отец, –
сказала Польгара.
– Потере разума не может быть оправдания,
Польгара, – прорычал он в ответ.
– Его спровоцировали. – Она в задумчивости поджала
губы, затем подошла к Гариону и нежно обхватила руками его голову. – Все
прошло, – сказала она.
– Что именно? – озабоченно спросила Сенедра.
– Наговор.
– Наговор?
Польгара кивнула:
– Да. Зандрамас перехитрила его. Она заставила его
думать только о рыданиях ребенка. Потом, когда она положила на алтарь сверток,
который он принял за Гэрана, и Гарион опять услышал этот плач, ему не
оставалось ничего, кроме как действовать по ее приказу. – Польгара
перевела взгляд на Бельгарата.
